– И что же в тебе такого, чего нет у других?
Пичуга тонко усмехнулся:
– Я уже сказал тебе, Первоход. Во всем виновата бурая пыль. Она тоже насылает морок, но ее морок прозрачен и не мешает видеть явь.
– И что, нынче все горожане, кроме тебя, «чистые»?
– Не все. Но тех, кто нюхает и ест бурую пыль, осталось совсем немного. Пыль нынче в десять раз дороже злата. Она мало кому по карману. Только богатым людям и…
– И жуликам, – договорил за него Глеб. Он задумчиво поскреб ногтями горбинку на переносице, после чего произнес: – Твой рассказ удивил меня. Но не убедил. Пастырь в самом деле исцеляет хворых. Как насчет исцеленных слепцов? Они ведь действительно прозрели.
Пичуга отрицательно мотнул головой:
– Говорю тебе, ходок: все это им только мнится. Им мнится, что они видят, но на самом деле они остались слепы.
– Твои слова похожи на чушь, калика.
– Пусть так. Но я знаю, что говорю. Дай мне еще монету, и ты поймешь, почему я так уверен.
Глеб с хмурым видом достал из кошеля еще одну монету и швырнул ее калике. На этот раз Пичуга ловко поймал монетку в воздухе и быстро запихнул ее в карман. После чего взглянул на Глеба снизу вверх нервозно поблескивающими глазами и сказал:
– Я видел одного из слепцов после того, как морок сна покинул его. Он шел по дороге и вдруг остановился и провел по лицу руками, будто только что проснулся. А потом стал вертеть головой по сторонам и плакать. «Я ничего не вижу, – тихо стенал он. – Ничего не вижу». Я хотел подойти к нему, но тут из кустов выскочили общинники Пастыря и изрубили слепца мечами. А после взяли его под мышки, подтащили к оврагу и швырнули бродячим псам.
Глеб чуть прищурил недобрые и недоверчивые глаза.
– Ты сам все это видел?
Пичуга кивнул:
– Да. Я лежал в траве и дрожал, как заячий хвост. Если бы общинники заметили меня, я бы тоже пошел на корм бродячим псам. Пастырь никого не исцеляет, Глеб. Он насылает видения. Слепцам мнится, что они прозрели. Хромым – что избавились от хромоты. А окружающие видят лишь то, что приказывает им видеть Пастырь.
Глеб достал из кармана берестяную коробку с самокрутками, сунул одну самокрутку в губы и щелкнул зажигалкой. Выпустил изо рта облако дыма, посмотрел сквозь это облако на Пичугу и спросил:
– Знаешь ли ты Хлопушу, брата ходока Молчуна?
– Увальня-то? – Пичуга усмехнулся. – Как не знать. С виду тюфяк, но парень ушлый. А ты почему про него спрашиваешь?
– Он в общине Пастыря.
– Сочувствую. Ежели запереть его в мясной лавке на ночь, парень сожрет столько мяса и колбас, сколько не сожрать и десятку самых рослых и прожорливых ратников.