Тут же забыв о них, Солейс взглянула на подругу:
— Это серьезно?
— Я… не знаю, — пробормотала Гвен. — Отец, кажется, очень слаб…
— Уверена, все обойдется, — ободряюще улыбнулась Солейс, хотя в глубине души не сомневалась в обратном. От ее взгляда не укрылись ни синеватая бледность, покрывавшая щеки Эриксона, ни его устало поникшие плечи. Она догадывалась, что силы старого рыцаря тают с каждым днем. — Тебе удалось разыскать лекаря?
— Господи, да кого только к нему не приводили! — воскликнула Гвен. — Какими только травами не поили! И мочу его смотрели! Ничто не помогло, даже кровопускание! Уж чего мы только не делали, сколько денег переплатили, чтобы поставить отца на ноги… — Гвен подняла на Солейс встревоженный взгляд. — Отец не посвящает меня в свои финансовые дела, но я все понимаю. Думаешь, я не знаю, на что он надеется?
— О чем это ты?
— Отец надеялся, что лорд Фариндейл ссудит ему немного золота. — Гвен поспешно огляделась, желая убедиться, что их никто не подслушивает. — Но раз он уехал вместе с королем…
— Ты в опасности? — озабоченно спросила Солейс.
— Нет, что ты! Просто мы сейчас на мели. Раньше будущего года, когда поступят деньги от арендаторов, нам ждать нечего, а ведь рыцарям, которые несут службу в замке, тоже нужно платить… а платить нечем.
Солейс понимающе кивнула:
— Ничуть не сомневаюсь, что отец даст вам денег.
— Он-то дал бы, но вот твоя мачеха?..
Не успела Солейс ответить, как высоко в небе раздался резкий птичий крик. Девушки подняли головы. Под синим куполом неба, взмахивая широко распростертыми могучими крыльями, кружил великолепный сокол. Птица была такой ухоженной, что Солейс подумала, не улетела ли она от хозяина. Однако через мгновение девушка поняла, что ошиблась. Окинув взглядом поле, она заметила неподалеку сокольничего.
На его высоко поднятой руке сидела еще одна птица — сокол-перегрин. Пальцы ловчего крепко сжимали тонкие кожаные путы, обвивавшие лапки птицы. Чтобы сокол легче примирился с неволей, сокольничий держал перед ним кусок сырого мяса, от которого птица жадно отрывала большие куски. От сокола было невозможно оторвать глаз: золотисто-коричневые перья птицы переливались в лучах теплого солнца, как драгоценный шелк. Но внимание Солейс привлекли не птицы.
Каждый раз взгляд девушки останавливался на ловчем, заметно отличавшемся исполинским ростом и статью от окружавших его охотников. Молодой человек вдруг замер, точно почувствовав, что за ним наблюдают. Впрочем, ничего удивительного в том не было — внешность его невольно приковывала к себе внимание. Он походил на великолепную статую, ожившую под резцом искусного мастера. Чеканные, на редкость правильные черты прекрасного лица, прямой, с небольшой горбинкой нос, придававший ему сходство с хищной птицей, твердо очерченный подбородок, жесткий, суровый и вместе с тем восхитительно чувственный рот — от этого действительно захватывало дух. Солейс вдруг показалось, что солнце льет свет только на него одного, ласково касаясь черных как смоль волос и окружая голову сокольничего чем-то вроде ореола.