Исполнилось уже приведенное выше пророчество:
«И сказал: вот какие будут права царя, который будет царствовать над вами: сыновей ваших он возьмёт, и приставит к колесницам своим, и сделает всадниками своими, и будут они бегать пред колесницами его; И дочерей ваших возьмёт, чтоб они составляли масти, варили кушанье и пекли хлебы. И поля ваши и виноградные и масличные сады ваши лучшие возьмёт и отдаст слугам своим. От мелкого скота вашего возьмёт десятую часть; и сами вы будете ему рабами. И восстенаете тогда от царя вашего, которого вы избрали себе; и не будет Господь отвечать вам тогда». /I Цар. 8, 11, 13, 14, 17, 18/
— Ты уже это цитировал…
— Извини, очень уж актуально и для текущего момента в России, и для монархистов всех сортов под лозунгом: «Царь — удерживающий».
Он удерживающий, когда он удерживает. Когда он пастырь, а не волк в окружении волчих, волчат и стаи.
Кстати, в своё время Иосиф не утвердил михалковскую строчку в Гимне Советского Союза: «Нас вырастил Сталин — избранник народа». Помня, наверное:
«И восстенаете тогда от царя вашего, которого вы ИЗБРАЛИ себе».
И написал своей рукой: «Нас вырастил Сталин на верность народу, на труд и на подвиги нас вдохновил…» «Мы» — это народ. Иосиф вырастил, воспитал свой народ на верность народу, то есть на служение друг другу и — Целому в соответствии с Замыслом — таков смысл утверждённого Иосифом текста.
Народ не избирал Иосифа. Иосиф верил, что назначен СВЫШЕ.
* * *
Денис сидит на кожаном диване нога на ногу в облаке душистого дыма. Ему двадцать три. Родители в долгосрочной зарубежной командировке, приезжают на месяц-другой в отпуск. Прежде, пока не вырос, брали с собой. Теперь он живёт на попечении бабки в огромной квартире, забитой диковинными, со всего света вещами, похожей на музей. Родители присылают им поздравления с праздниками на красивых заграничных открытках и посылочки с оказией. Денис заканчивает режиссёрский факультет ВГИКа.
Но это она узнает потом.
Потёртые обтягивающие джинсы, потёртые мокасины на «платформе», потёртая замшевая куртка песочного света, в черно-желтую клетку свитер и такой же вязки шарф. Гарнитур, как сказали бы теперь.
В толпе восьмидесятых-девяностых он бы затерялся среди таких же пёстрых юнцов, дымящих заграничными сигаретами, но на дворе — конец пятидесятых. И сегодня, много лет назад, на фоне серых редакционных стен и дерматинового потёртого дивана, окутанный, словно маг, непривычно душистым облаком, Денис и впрямь смотрится залётной экзотической птицей.
Он встаёт им навстречу во все свои метр восемьдесят два, и Яне хочется зажмуриться.