Денис — солнечный день.
— Ты куда с мокрой головой?
— К Линьковым, мне одну книжку надо, я сейчас…
На бегу заматываясь платком, Яна скатывается с лестницы, оглушительно хлопает коричневая дверь с ромбами, холодный воздух с привкусом снега — наркоз, облегчение. Яна бежит мимо пустой скамьи под берёзами, мимо подъезда, где живут Линьковы. По тропинке, дальше, дальше, за поворот, где уже не виден их дом, где начинается Овражья улица с одноэтажными домишками и палисадниками, девственно белая, занесённая снегом. Овражья, с тремя тусклыми фонарями, под которыми кружатся рои снежных хлопьев. Бежит Яна, и её новенькие валенки печатают на снегу узкие кособокие следы-фасолины. Бежит в неприятельский стан, к той единственной, которая может ей помочь. К стиляге и чувихе Люське.
Та же калитка, покосившееся крыльцо, облезлый веник, которым Яна так же сметает с валенок снег, и пропахшая горьковатым угаром комната /Люськина мать из экономии всегда слишком рано задвигает вьюшку/, и она, Яна, в угарной горячке шепчущаяся с Люськой за гардеробом.
Только это уже другая Яна, и Люська другая, восемь лет шли они каждая своей дорожкой, не понимая, осуждая, посмеиваясь друг над другом, но сейчас Люська всё прощает — она великодушна, она победительница.
Люська, Яна хочет походить на тебя, на тех, о ком сочиняла фельетоны, на роковую девицу в дублёнке. Стать для Павлина «своей», пусть даже нацепив павлиньи перья.
Ничего этого Люська не знает. Яна хочет превратиться из Золушки в Принцессу, и роль Феи поручает ей, Люське. Вот и всё. Восемь лет назад Яна чернилами перерисовывала себе на руку Люськину татуировку. Яна к ней вернулась, вот и всё. Угол за гардеробом — давняя Люськина резиденция. К задней стенке прибито зеркало в старинной резной раме. Перед зеркалом — письменный стол, над которым свисает с потолка пыльная лампочка под бумажным абажуром. Люська учится в каком-то техникуме. Готовясь к занятиям, она всегда видит себя в зеркале. Среди циркулей и учебников — карандаш для бровей и коробочки с косметикой.
— Стричь? — Люська взвешивает на ладони ещё влажные пряди Яниных волос.
— Как хочешь, — щёки у Яны горят, руки — холодные. Она сознаёт что её состояние — ненормальность, болезнь. Две Яны как бы сосуществуют рядом — прежняя всё понимает, осуждает, удивляется и с любопытством ждёт — что же в конце концов будет с той, новой Яной?
— Сейчас самый писк — совсем коротко, знаешь, такая тифозная стрижка. Тебе не пойдёт. Хочешь, как у меня?
Отравленный ёж снова ворочается у неё в горле.
— Может, хвост? — выдавливает она, — Вот так.