— Так — называется «Хоре тэйл». С чёлкой?
— Как хочешь.
— Хной покрасить?
— Крась, — жмурится Яна.
Нахальная, отливающая медью грива перехвачена на затылке голубым пластмассовым кольцом, такие же голубые клипсы сдавливают мочки ушей.
О, Господи… Яна с ужасом и восторгом смотрит, как Фея-Люська превращает её лицо в нечто кукольно-театральное. Неужели это у неё такие огромные мрачные глаза с тяжело взметнувшимися до самых бровей ресницами, такая бледно-розовая бархатная кожа и негритянский, вишнёво-фиолетовый рот.
— Последний писк, девчонка из ГУМа достала, — это Люська о помаде, — Не нравится, есть бордовая.
— Пусть эта.
У «роковой» такая же помада.
— Встать! — приказывает Люська, — Юбка сойдёт, а свитер не в жилу. Надо что-то воздушное и открытое.
Жёлтый китайский свитер — гордость Яны, она купила его в московском Пассаже, отстояв три часа.
— На, примерь.
Блузка из модного дымчато-серого капрона на чехле с пышными прозрачными рукавами. Чёрный кожаный поясок.
— Обалдемон, — мурлычет Люська, приглаживая на своих бёдрах жёлтый китайский свитер. Кошачьи её глаза, впитывая золотистую желтизну свитера, разгораются всё ярче, — Тебе надо носить декольте, у тебя плечи — люкс! А у меня во, ключицы. Махнёмся, Синегина?
Надувает, по своему обыкновению? Нет, они и вправду сейчас неотразимы обе — экстравагантно-романтичная Яна и рекламно-спортивная Люська.
— Махнёмся…
— А туфли какие?
Туфли. Нельзя же, в самом деле, идти в 56-м году в клуб в валенках, как в сорок пятом. Вернуться за туфлями домой, представ перед мамой в таком облачении ещё невозможнее. Фея-Люська, выдерживая роль до конца, жертвует Яне пару стоптанных лодочек. Туфли Яне велики, приходится напихать в них ваты.
— Ему привет, — подмигнёт на прощанье Люська. Зубы её, когда-то черно-белые клавиши, сверкнут ровно и влажно, один к одному, а улыбка эта будет означать: догадалась, но не расспрашиваю. Сама расскажешь, никуда не денешься.
Больше они с Люськой не увидятся.
«Осуждение церковью капиталистического режима, признание церковью правды социализма и трудового общества я считал бы великой правдой». /Ник. Бердяев/
«Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз
Впереди — Иисус Христос».
/А. Блок/
— Значит, давай подведём итоги — сказал AX. — Природное человечество отнюдь не представляет собой братства — в этом ошибка «прекраснодушных» социалистов. Человечество состоит из павших эгоистов, потенциальных или явных вампиров, и величайший смысл исторического процесса состоит в том, что человек в нём обособлен, предоставлен самому себе, имея возможность свободно и сознательно обратиться к Творцу. Войти с Ним в совершенно сознательную и свободную связь. То есть своей волей признать или не признать в себе высшее божественное начало. Подчиниться Замыслу.