Мамины шаги всё медленней. У подъезда ей навстречу кидается какая-то тётка, обнимает, ахает, потом тормошит и Яну.
Яна вырывается, берётся за массивную ручку, выкрашенную, как и сама дверь, коричневой масляной краской. Она ещё липкая, эта краска, на двери выпуклый ромб.
Дремучие двери…
Яна входит, и внезапная темнота. Она тонет в ней, барахтается, захлёбывается, слепо тычась во что-то твердое и холодное.
Трещит проектор. Яна барахтается на полу меж кресел просмотрового зала, и тётя Клава из вечности грозно свистит в милицейский свисток. Яна замирает в страхе, в щеку упёрлась холодная ножка кресла, но шевельнуться нельзя. Перед глазами — край светящегося экрана-простыни и две пары сандаликов.
Плёнку склеили. АХ повествует о третьей тяжкой болезни отрока Иосифа — оспе, и снова слезно молится Всевышнему Екатерина, и вновь молитвы услышаны, смерть отступает. Кто-то приносит выздоравливающему потрёпанную книжицу Толстого, только не Льва, а совсем другого, про упырей, вурдалаков и вампиров, что, впрочем, одно и то же.
— Все они вампиры, — вдруг пришёл к выводу Иосиф, — Все богачи. Они живут за счёт народного труда и пьют у него кровь. И ничего не боятся, потому что весь мир на стороне богатых. Даже церковь.
— Вот это правильно! — оживился АГ. Зато АХ замахал ручками:
— Что ты говоришь, Иосиф? Разве не осуждает Писание каждой строчкой своей служение мамоне, богатству? Особенно неправедно нажитому, за счёт других. Вспомни — богач лишь за то в ад попал, что пировал, когда у дома его сидел нищий Лазарь и страдал…
— Я не о Писании, я о церкви. Как начнут молиться о царе, о родне, слугах его, обо всех богатеньких, что кровь пьют… А за бедных кто заступится? У них и денег-то нет на поминание! Эти кровососы даже Бога не боятся, их убивать надо.
— Браво, как анархисты! — захлопал в ладоши АГ. — Вот это по-нашему!
— Опомнись, Иосиф, нам же сказано: «Не убий!» Нет никаких вампиров. А потом, кроме осинового кола, они пуще всего боятся Света…
— Где его взять, Свет-то, коль кругом одна тьма — прошелестел АГ, — Коли весь мир во зле лежит?
«В надмении своём нечестивец пренебрегает Господа: «не взыщет»; во всех помыслах его: «нет Бога!» Во всякое время пути его гибельны; суды Твои далеки для него; на всех врагов своих он смотрит с пренебрежением; Говорит в сердце своём: «не поколеблюсь; в род и род не приключится мне зла».
Уста его полны проклятия, коварства и лжи; под языком его мучение и пагуба»./Пс. 9, 25–28/ Свидетели: помощник инспектора С. Мураховский, инспектор семинарии Иеромонах Гермоген: