Эта её лужинская серия получилась одной из самых удачных, хотя и вызвала у начальства некоторое замешательство. Кольчугин стал размышлять о жизни и смерти, о добре и зле, о свободе и необходимости. Вместе с невидимыми собеседниками под её балконом и с ней, Иоанной, ломавшей мозги над исканиями отца Павла. И с Ганей, с его отчаянным дерзновенным порывом передать на холсте Свет Фаворский.
Менялся Кольчугин, менялась и Иоанна. Вначале она попробовала жить сама по себе, готовить по утрам привычную яичницу, но Варенька-младшая, дочь Вари-старшей, заставшая её за этим занятием, воскликнула с таким искренним ужасом: «Тётя Иоанна, яйца в пост нельзя!», что пришлось капитулировать и тут же смиренно просить Варю-старшую подключить её к общей трапезе. Варе это понравилось. Варя вообще опекала её, считая, видимо, что само Небо поручило ей Иоанну, которую надо как можно скорей просветить, воцерковить и сделать полноценным членом общины. Просвещалась Иоанна, можно оказать, запоем. Да и в церковь местную ходила вместе со всеми, выстаивала, томясь, длинные службы, ничего толком не понимая и чувствуя себя чужой. «Мне неловко смотреть, как молятся другие — это как подсматривать в чужие окна», — жаловалась она Варе. «Ни на кого не смотри, ты пришла к Богу. Смотри на свечу, которая догорает. Это твоя жизнь, надо спешить. Ты сознаёшь себя виновной перед Богом?» — отвечала та.
Виновной она сознавала. Она помнила все свои дурные поступки с раннего детства, включая тёмные помыслы, которым когда-то ужасалась, и вполне искренне была самого отрицательного мнения о состоянии своей души. Просто полагала, что Небу не до какой-то там Иоанны Синегиной, её тайных и явных пороков. Варя горячо убеждала её в обратном, что «Господь вочеловечился, чтобы мы обожились», что преодолеть свою тьму и состояться в Замысле Божием — решить свою судьбу в вечности. Что когда тело не чувствует боли — это признак отмирания. Так и душа в грехе, не осознающая опасности своего состояния, близка к духовной смерти. Что единственные лекарства — смиренная исповедь и причастие; все разговоры о том, что можно спастись вне церкви — бред. Это всё равно что пытаться переплыть в одиночку бушующее море. А церковь — корабль, здесь соборная молитва — все за одного, один за всех, и церковные таинства, из которых главное — причастие. Где под видом хлеба и вина мы принимаем в себя Тело и Кровь Христовы, ту самую Кровь, что Он пролил за нас… Что это — великая Жертва, соединяющая человека с Богом. Что Бог стал человеком, «чтобы мы обожились», взял на Себя наши грехи, искупил нас Своей Кровью и заповедал: «Приимите, ядите, сия есть Кровь Моя Нового Завета»… Конечно, это вроде бы хлеб и вино, но обычные хлеб и вино в нашем теле превращаются в обычную кровь, а причастие — в Кровь Божественную, соединяющую нас с Богом, дающую силы бороться с силами тьмы и собственной греховной природой. Прорыв в бессмертие с Богом… Что отвергающие причастие отвергают Христа и спасение, ибо сказано: «Я — Дверь». То есть отдай Мне свои грехи, свои язвы, и Я спасу тебя…