«Я бы предпочёл, чтобы наша литература показывала врагов не как извергов, а как людей, враждебных нашему обществу, но не лишённых некоторых человеческих черт. У самого последнего подлеца есть какие-то человеческие черты, он кого-то любит, кого-то уважает, ради кого-то хочет жертвовать»… «Троцкий — враг, но он был способный человек, бесспорно, изобразить его надо как врага, но имеющего не только отрицательные черты». /И. Сталин/
«Помнится, в четвёртом часу пополудни раздался длительный телефонный звонок. Вызывали «товарища Пастернака». Какой-то молодой мужской голос, не поздоровавшись, произнёс:
— С вами будет говорить товарищ Сталин.
— Что за чепуха! Не может быть! Не говорите вздору!
Молодой человек: — Даю телефонный номер. Набирайте! — Пастернак, побледнев, стал набирать номер.
Сталин сообщил, что отдано распоряжение, что с Мандельштамом будет всё в порядке. Он спросил Пастернака, почему тот не хлопотал. «Если б мой друг поэт попал в беду, я бы лез на стену, чтобы его спасти». Пастернак ответил, что если бы он не хлопотал, то Сталин бы не узнал об этом деле.
«Почему вы не обратились ко мне или в писательские организации?» — «Писательские организации не занимаются этим с 1927 года». — «Но ведь он ваш друг?» Пастернак замялся, и Сталин после недолгой паузы продолжил вопрос: «Но ведь он же мастер, мастер?» Пастернак ответил: «Это не имеет значения»…
Б. Л. думал, что Сталин его проверяет, знает ли он про стихи, и этим он объяснил свои шаткие ответы…
«Почему мы всё говорим о Мандельштаме и Мандельштаме, я так давно хотел с вами поговорить». — «О чём?» — «О жизни и смерти». Сталин повесил трубку». /Свидетельствует Анна Ахматова/ Пастернак назвал Сталина «гигантом дохристианской эры», имея в виду его ветхозаветное мышление.
СЛОВО АХА В ЗАЩИТУ ИОСИФА:
Революция для Иосифа — принудительное спасение. Он скорее всего интуитивно сознавал, что насильственное религиозное спасение противоречит СВОБОДЕ во Христе, Который не может спасать насильно, ибо Его надо избрать СЕРДЦЕМ, родиться свыше, ПОЛЮБИТЬ итогом всей земной жизни. Поэтому Иосиф использовал идеологию коммунизма, наиболее близкую христианству идею государственного устройства. Виновен ли он в своём выборе — решит Суд. Во всяком случае я утверждаю, что было бы куда хуже, если бы Иосиф употребил для насильственного коллективного спасения православие. Или бы постепенно «обуржуазился» или соблазнился «мировой революцией»…
Недозволенное священнику позволялось кесарю. Без воли Неба нет начальников и «кому много дано, с того больше спросится». Кесарь обязан ограждать вверенный ему народ «от Лукавого», от соблазнов враждебного Богу царства Мамоны. Большинство народа, если взглянуть правде в глаза, дети неразумные, а большинство верующих плохо себе представляют, во что верят. Каждым отдельным «человеко-ребёнком» никто не занимается, за церковной оградой он оказывается порой полностью во власти армии тьмы. «Имя им легион».