Панимеру выделили жалкий крестьянский домишко, презренную однокомнатную мазанку. Самому готовить, самому печку топить. Содержание назначили двадцать пять дастов восемнадцать малнов в неделю. Едва хватит на то, чтобы не смёрзнуться в сосульку и не подохнуть с голода.
Посельчане смотрели на Панимера с любопытством.
— Эй, мужик, — окликнул Панимера какой-то человек в дорогом длинном пальто.
— Я не мужик, а диирн империи! — возмутился Панимер.
— А я дээрн империи, — сказал пожилой наурис. — Но здесь не империя. Здесь Гирреан. И «мужик» тут — форма вежливого обращения. Тем более вежливым будет обращение «брат». Но это только для тех, кто прожил здесь не меньше полугода.
— Ты цветные циновки плести умеешь? — спросил человек. — У вас, у благородных, это каждый мужик уметь должен.
При дворе плетение цветных циновок действительно считалось наиболее достойным дополнением к светской беседе.
— Умею, — сказал Панимер.
— За стандартную циновку, метр на метр, — сказал человек, — даю два даста. Сырьё моё.
— Что?
— А ты собрался на голом содержании срок тянуть? — удивился наурис. — Циновки — неплохая работа для начала. Только на два даста не соглашайся, пусть он тебе ещё двадцать малнов прибавит.
Человек обругал науриса паскудником. Но высокородный дээрн лишь хвостом отмахнулся.
— А ты новичкам голову не дури.
Человек презрительно покривил губы.
— Диирн, похоже, на посылки от родственников надеется. — И с усмешкой глянул на Панимера: — Женат? Наследники есть?
— Да. Сын.
— Если у вас, диирн, — сказал наурис, — хватило соображения отправить жену и сына к тестю до того, как в жандармерии вам оформили ссыльную регистрацию, то еда и одежда у них будет. Если нет, то сейчас они остались без содержания, потому что родню опальника никто не примет в дом и вряд ли возьмут на работу даже уборщиками при космопорте. Вам придётся посылать им деньги. Это в Гирреан с большой земли нельзя отправлять ни посылки, ни переводы. А отсюда на большую землю — сколько угодно. Так что думайте, диирн, хотите вы, чтобы жена и сын выжили или нет.
Панимер смотрел на гирреанцев с ужасом. Те переглянулись, фыркнули насмешливо. Панимер шмыгнул обратно в дом.
«Потерпите месяц, высокочтимый, — говорил Панимеру патронатор. — Ослушаться повеления государя я не могу, но через месяц вы подадите прошение смягчить условия ссылки по ухудшению здоровья. Я переведу вас в один из Западных районов. Здесь и климат получше, и плебеев поменьше. Вам надо продержаться всего лишь месяц, высокочтимый».
— Месяц, — безнадёжно прошептал Панимер. — Да к тому времени я с ума сойду! Пресвятой Лаоран, за что мне эта кара, в чём я провинился перед государем? Пусть я лишусь Зелёной комнаты, пусть пройду всю «лестницу пяти ступеней», но молю тебя, пресвятой мой владыка, верни меня в Алмазный Город, в башню государя. Кем угодно верни — уборщиком, гардеробщиком, только не оставляй в Гирреане, не дай раствориться в ничтожности и безвестности.