— Да, — тихо ответил Клемент. — Он понимал всё. Я пойду, если позволите…
Клемент шагнул к двери и резко обернулся.
— Вы сказали — сотворённая нами душа? Но разве мы не наделены душой от рождения?
— Так пишется во всех до единой священных книгах. Я думаю, что в этом их авторы, кем бы они ни были, ошибаются. Душу каждый сам себе творит, такую, в которой нуждается. Или остаётся бездушной пустышкой.
Клемент вспомнил обитателей Мёртвоглазого Города.
— Вы говорите ересь, — сказал он Григорию. — Но вы правы. Прощайте. И спасибо вам, преподобный.
— Будьте счастливы, уважаемый.
— Нет! Вы не можете меня так называть. Ведь я даарн Клемент Алондро, теньм императора номер четырнадцать и тот самый предвозвестник, который назвал вашего внука Авдея Северцева Погибельником.
Григорий побледнел, впился взглядом в лицо Клемента. Опустил глаза.
— У вас было на это право, уважаемый, — сказал он тихо, но твёрдо. — Авдей Северцев был первым из тех, кто вольно или невольно начал разрушать вашу прежнюю жизнь и преуспел в этом едва ли не больше всех остальных. Плоха она была или хороша, но это была ваша жизнь. И вы в праве были защищать её от гибели.
Клемент закрыл лицо ладонями.
— Что вы несёте? Я же… Я лишил вас будущего. Внука погубил. А вы… — он посмотрел на Григория: — Отец Сайнирка Удгайриса тоже не стал мстить. Но с ним, с пустышкой мёртвоглазой, всё понятно, ему что сын, что собака, что портки лармовые — никакой разницы. Он не способен любить никого, даже самого себя. Иначе никому не позволил бы собой помыкать. И сам не помыкал другими… Но вы-то… Вы же не мёртвоглазый!
— Таниарская вера не запрещает самоубийство, — сказал Григорий.
— Что? — ошарашено переспросил Клемент.
— Великая мать даёт своим детям право поступать с их жизнями так, как они сами сочтут нужным. Но отказываться от жизни, даже не попытавшись жить, это не просто глупость, а дурнина невдолбленная. Я такому потакать не буду.
— Я не…
— Вы рассказали мне об Авдее ради воздаяния? Под воздаянием вы понимаете смерть? Так что это, если не самоубийство?
— Вы безумец.
— Не исключено, — согласился Григорий.
— Вы… Вы… Знаете, преподобный, в тот же день, когда я убил Сайнирка, другого людя я приговорил к жизни, чтобы вместе с ним жили и все его муки.
— Если в жизни есть из-за чего мучиться, найдётся и чему радоваться.
— Вы безумец, — повторил Клемент. — Но ваше безумие выше любой мудрости.
— Вы слишком щедры на оценку. Я самый обычный священник и делаю именно то, что должен делать, не больше. Хотелось бы надеяться, что и не меньше.
— И вы дадите мне отпущение грехов? — не веря в такую возможность, спросил Клемент.