— Я готова, — сообщила я сидящему на диване Никольскому. Он молча кивнул, поднимая на меня испытующий взгляд ледяных глаз, — не доверяешь?
По его губам скользнула улыбка, а молчаливое недоумение и чуть выгнутая бровь стали ответом. Я пожала плечами и сделала шаг к выходу, как Никольский взял меня за руку, усадил к себе на колени.
От удивления я даже открыла рот. Ведь с того памятного разговора он так и не притронулся ко мне, за что я была безмерно благодарна.
Он не делал попыток обнять, только рука все так же сжимала мое запястье, а пальцы нежно ласкали кожу, под которой нервно трепыхалась пульсирующая венка.
Вдох.
Я подняла на него глаза, всем своим видом выражая вопрос. Молчит. Мы не гордые тоже помолчим.
Выдох.
М-да, дышится-то как тяжело, а сердце выписывает в груди неровные восьмерки, в горле ком встал, пить захотелось. Черт!
— Что? — выдохнула я, злясь за свою несдержанность.
— Тебе плохо со мной? — 'И что? Что я должна ответить?
— Ты мне не мешаешь, — 'чистая правда! , - только не доверяешь, печально это, мне сложно жить в клетке, хоть она уютная и теплая.
— Это просто меры предосторожности, — киваю ему, опустив голову вниз, молчу, — Аля…я…
— Что?
— Не делай глупостей, ладно? — я скептически фыркнула, и кивнула.
Встать бы…
Аккуратно сползаю с колен и иду к двери. Уф! Почти бегом несусь к машине, запрыгиваю в распахнутую дверь.
— Чего стоим? Поехали уже! — нетерпеливо говорю я. В груди полыхает странное чувство, словно кто-то открыл дверь с маленькой жаровней.
* * *
Мама тихо сидела напротив меня, весь ее вид выражал огромную радость от встречи со мной. Теплые ореховые глаза светились такой искренней любовью, что мне хотелось разрыдаться и все-все рассказать. Но не ту лживую баечку поведанную на посиделках за чаем, а правду, горькую, болезненную до ломоты. Я столько порывалась это сделать, но каждый раз останавливалась, ощущая глубину всего позора, понимая какой тяжестью, ляжет она на плечи хрупкой женщины, моей мамы. Когда же я рассказала о своем интересном положении в качестве супруги и будущей матери, она лишь грустно улыбнулась.
— Будь счастлива дочь! — от теплоты ее слов захотелось повеситься. Нет, не потому что это не приятно, просто я со стороны своего положения чувствовала в их злую усмешку судьбы.
Время за разговором текло незаметно, мы говорили обо всем и ни о чем. Вскоре к нам присоединилась племянница, вернувшаяся с занятий, и разговор пошел по второму кругу. Я дышала этими разговорами, будто впервые начала делать глубокие ароматные вдохи и выдохи, но, не смотря на радость от встречи, становилось больно…сердце в груди щемило каждый раз, когда мама смотрела на меня.