- Понимаю все, - говорил себе, - пусть они белые, пусть они мертвые.
Есть пруд Потомараи. То мертвый пруд. На юге Индии в Мадуре мертвый пруд. Колоннами многими оцеплен пруд Золотого Лотоса. В душах верных вечной жизнью жив Лотос, но смерть в пруде омовений. И пруд тот давно уже не для омовений. Всякое живое теряет жизнь, когда коснется зеленой воды того пруда.
У пруда лазаревского стоял ныне Виктор, вспоминал страшную зелень мертвого пруда Потомараи. Осенние свисты летали в желтых, в красных листьях, в трепетных, в последних. Забрел сюда, в конец парка. Скамья каменная, в десятилетиях забытая, замшилась. Вон виден фундамент, рябиною заросший. Возле - поломанная колонка худенькая серого камня. Беседка была? Ни Макар, ни строители его, пядь за пядью долгие годы расчищая, ломая и воздвигая, не дошли до зеленого пруда, чуть в овражке притаившегося. От центра кругами шла-ползла Макарова чистка, от большого дома, во времена Федора и Вячеслава стоявшего без крыши. Много, много денег проглотили те стены.
По детским воспоминаниям разыскал не сразу Виктор зеленый пруд. Чуть порадовалась душа. Но скоро жутким, воющим осенним страхом устрашилась. Тишину безлюдную мертвят свисты, несущие желтые и красные обрывки лета. Ранний снег затихшей души молодой мертвят свисты мчащихся воспоминаний. Кривляются и глумятся.
Вдруг почувствовал душу свою и жизнь свою мертвым прудом, зеленым, заглатывающим, мертвым молчанием отвечающим говору живого леса и свисту-хохоту далекого неба.
Гнал себя, шел от пруда к дому. Думал-шептал:
- Это потому, что дом нелепый. Разве так реставрируют? Много этот Знобишин понимал! Наворотил... Русский empire? Нет, голубчик, это не empire, а шарманка... Вот оно... Потому и на душе неспокойно. А ведь можно! Конечно можно!
И новою мыслью обрадованный, пошёл быстрее. Думал-соображал-высчитывал, где и как в дому можно пестроты поубавить, что из мебели выкинуть и где добыть старинных нужных вещей. Еще по парку шел, а думы-мечты с большого дома перекинулись на службы, на конюшни, побежали по дорожкам и встретились с ним, идущим здесь по шуршащим обрывкам перегоревших риз лета.
- Все не так. Эпохи не чувствуется. Мешанина. Нет, почтеннейший Петр Петрович, не за свое дело взялись. Это что за фонтан! К чему чугунное литье? А там... А эта дорожка, как она смеет под прямым углом заворачивать! Всюду сумбур. Переделать. Переделать. Осторожно, любя. Старину ворошить лопатой с маху нельзя, хотя бы и золотой лопатой. Так-то, Петр Петрович. Так-то, Макар Яковлевич...
И хмурился, и улыбался.