– А если были? – возразила она запальчиво.
– Если были, тоже где-то здесь лежат, в лесах. А может, унес тот, кто первым труп в машине обнаружил…
– Вряд ли это так, иначе полковник не бегал бы за тобой со своими волкодавами, а быстренько бы вычислил того, кто первым труп обнаружил. И потом, представь себе состояние мирного обывателя, вдруг наткнувшегося на залитую кровью машину, в которой лежит труп человека… Он что, кинется машину обыскивать? Да нет же! Он кинется наутек… Здесь где-то лежат деньги… Чеченец не сразу умер, успел где-то зарыть… – она помолчала, потом медленно, мечтательно выговорила: – Вот бы найти…
Павел серьезно проговорил:
– Лучше не надо.
– Почему?
– У чеченов везде шпионы. Как только ты хоть одну купюру обменяешь либо в банке, либо у левого валютного спекулянта, тут же к тебе придут, и скажут: – Дарагая, зачэм ты тратишь наши дэнги? Отдавай обратно, а от нас получи ханжал в пузо…
Она некоторое время размышляла, наконец, сказала:
– Верно, ну их к черту, эти деньги… На них уже сейчас столько крови…
– Ага, даже морды президентов не видать… – ввернул он безмятежным тоном.
– Ты у меня вдруг стал неплохо зарабатывать…
– Еще пару детективов накропаю, машину купим…
– Да зачем она нужна? Ты только посмотри, как здорово на велосипеде прокатиться! Ты лучше компьютер купи. А то стучишь, как Лев Толстой на допотопной машинке…
– Лев Толстой на машинке не стучал, – сказал он серьезно, – он свои романы писал от руки, а потом его жена их переписывала. Он перечитывал, то, что она написала, жутко все исчеркивал, переправлял, вставлял, выбрасывал, и возвращал ей. И она снова все переписывала.
– Вот видишь, как он работал с текстом! А ты, тяп-ляп, накалякал авторучкой, тут же перепечатал на машинке, и как будто, так и надо.
– Знаешь, что я думаю по поводу работы со словом и текстом Льва Николаевича Толстого?
– Ну, и что ты думаешь? – спросила она с любопытством.
– Такая работа с текстом свидетельствует только об одном, о жутком непрофессионализме литератора! К тому же он еще и бессовестный эксплуататор. Это ж надо, мне нынешний руководитель Союза писателей, как величайшее подвижничество представлял, что Толстой "Анну Каренину" пятнадцать раз переписывал. Подумаешь, достижение… Это ж его жена пятнадцать раз толстенный роман переписывала…
– Да ты что, Паша?! – она вытаращила свои зеленые глазищи, не в силах ничего больше произнести.
– А то… Я складываю фразу в уме, и не переношу ее на бумагу, пока со всех сторон не осмотрю, не попробую на вкус. А если человек способен оценить свою фразу, только написанной на бумаге, это не профессионал, а жалкий любитель. Вот потому и так трудно читать романы Льва Толстого, потому что они написаны непрофессионально. Он писал, будто жернова ворочал, вот и читать так же приходится…