Сказав все это, я остановился, чтобы передохнуть. Мне чертовски хотелось разбавить эту бочку меда ложечкой дегтя, сказать землякам, что вся эта радужная перспектива не стоит и цента и, уж во всяком случае, не стоит того ада, через который нам пришлось пройти, и жизней тех, кого мы потеряли и еще потеряем. Ради чего умерли Джим, Брайен, Уолтер и многие другие? Чтобы мистер Робинсон мог поджарить лишнюю пару тостов или купить еще один холодильник?..
Но как сказать такое людям, которых знаешь с детства, которые любят тебя и гордятся тобой? Да и кто я такой, чтобы судить, что такое хорошо, а что такое плохо? Я мог и ошибаться. Ни одно большое дело не обходится без коктейля из пота, крови и дерьма, только об этом не принято особенно распространяться.
Так или иначе, я больше ничего не сказал, а только вернулся на свое место. Зал вновь захлестнула волна аплодисментов. И тогда я понял, что сделал все правильно. Я сказал именно то, что люди ХОТЕЛИ УСЛЫШАТЬ, и они остались довольны.
Затем мои земляки ринулись на сцену, и началась кутерьма с пожиманием рук, поцелуями, похлопыванием по плечу, бесконечными вопросами, радостными восклицаниями...
Когда я наконец выбрался наружу, оказалось, что уже наступила мягкая летняя ночь. О такой я мечтал с первого же дня полета, но сейчас у меня не было сил, чтобы наслаждаться этим обволакивающим, возбуждающим теплом.
Отец хотел отвезти меня домой на автомобиле, но я сказал:
- Нет, папа, поезжай один, я пройдусь пешком.
Наша ферма располагалась в паре миль от поселка, но в детстве я всегда ходил в школу более коротким путем, через ферму старика Хеллера. И сейчас мне захотелось вновь вернуться этой дорогой. Отец не стал возражать - он, как всегда, понял меня.
Я неспешно шел по Маркет-стрит, и по обеим сторонам мимо проплывали старые вязы и клены. Пахло цветами, растущими на газонах вдоль дороги.
Когда я проходил мимо дома ветеранов, то встретил Хода Эванса, механика из гаража мэрии. Как всегда в субботнюю ночь, он здорово наклюкался и выписывал широкие зигзаги, что-то напевая себе под нос. На одном из его виражей мы едва не столкнулись. Ход, казалось, ничуть не удивился.
- Привет, Фрэнк, - заплетающимся языком сказал он. - Слыхал, что ты вернулся.
Я опасался, что он задаст мне все тот же вопрос - как там было, в небесах? Но вместо этого он протянул початую бутылку.
- Парень, ты выглядишь паршиво, - сказал он сочувственно. - Не хочешь выпить?
Я сделал хороший глоток, а затем Ход разом выдул чуть не полбутылки и заявил, что заметил меня еще издалека, но ноги его почему-то шли не в ту сторону. Он был в прекрасном расположении духа, и ему в голову не пришло спросить, где же я пропадал столько времени.