Дозор занимался своим делом. Штаб неявно бурлил — вроде бы никто не бегает, никто не суетится, но напряжение прямо-таки висит в воздухе. Мне стало неловко — я был единственным бездельником в штабе. И что-то мне подсказывало, что в ближайшие минуты помочь я все равно не смогу.
И я улизнул. Встал и скользнул в сумрак. А потом — еще глубже, на второй уровень.
Падение со второго этажа заняло у меня минуты три, причем я ускорялся как мог. Странно, я думал, что сумрак меня измочалит окончательно, а я, наоборот, приободрился, словно душ принял и сто граммов хлопнул. Удивительно.
Кстати, второе неплохо бы и осуществить.
Вынырнув из сумрака, я направился к соседнему зданию — продолговатому бруску из стекла и бетона, совсем непохожему на административный корпус, увенчанный шпилем — память о помпезных в архитектурном плане пятидесятых.
Куртку я оставил в штабе, поэтому до входа пришлось учинить пробежку. Ветер нес мелкое снежное крошево, и я подумал: а как будет садиться самолет из Одессы? Снег, темень, погода — собаку на улицу не выгонишь. Да еще Светлые, поди, постараются, подпортят как смогут. Но если самолет не сядет — куда он денется? Перенаправят все-таки на другой аэродром? В Быково или Домодедово?
Кстати, мысль, надо будет ее высказать Эдгару или Анне Тихоновне. Чтоб разослали на всякий случай дозорных…
Впрочем, самолет могут завернуть куда-нибудь в Калугу или Тулу. Если там погода получше. А так вполне может оказаться, ведь здесь, во Внуково, явно стараются Светлые метеомаги.
В здании аэропорта было тепло и уютно — после улицы. Я сразу пошел на второй этаж, к бару, где мы с Борянским как-то в ожидании самолета пили пиво, грызли орешки и слушали буквально преследовавшую нас в той поездке песню про то, что «вот лето пролетело, все осталось позади».
Я не сразу сообразил, что это воспоминание, которых у меня почти и не сохранилось. Откуда вынырнуло оно, из каких глубин моего сознания? Не знаю.
Я попытался сообразить, кто такой Борянский, но не смог вспомнить даже его лица. А уж куда и зачем мы ездили-летали… Почему-то возникало лишь навязчивое воспоминание, что в его квартире, еще в давние советские годы, было громадное биде. Правда, не работающее… да и действительно, зачем советскому человеку биде?
Но бар остался именно таким, каким я его запомнил. Стойка, высокие табуреты, блестящие пивные краны. И телевизор в углу. Только клип по нему крутили совсем другой. Парень с подозрительно красными глазами под дождем целовал руку девушке в алом платье. Ну а дальше все пошло как положено в хорошем триллере — волчьи пасти и так далее. Мне очень понравился момент, когда спустя какое-то время парень, почему-то одетый в алое платье девушки, вышел в бальный зал и рассыпался на нескольких волков. Ну и последний кадр понравился — девчонка блеснула на гостей покрасневшими глазами…