Как же восхитительно он целуется! И как прекрасно она себя при этом чувствует.
Когда он начал целовать ее шею, она откинула голову, чтобы дать ему возможность спуститься губами еще ниже — к ключице и плечу, а потом — к груди. Когда он взял в рот сосок, она вздрогнула от наслаждения.
Его руки были везде, его пальцы ласкали ее живот и бедра, его ладони прижимались То тут, то там, и она могла лишь удивляться, как все это может происходить одновременно. Он взял губами сосок другой груди и слегка его потянул.
Неужели это она издала подобный звук?
Он оторвался от соска, чтобы взглянуть на нее. Было ли в этой безвкусной комнате что-либо прекраснее Маршалла Росса? Его темно-карие глаза блестели, губы улыбались, загорелые щеки покрывал легкий румянец.
Она прижалась пальцами к его губам. Он ответил поцелуем, а потом улыбнулся ей.
Слова были словно воспрещены в эти минуты тишины. Ей было трудно дышать, а кровь будто закипала, вызывая незнакомые, но очень приятные ощущения. Ей захотелось прижаться щекой к его щеке и обнять его за плечи.
Как ей объяснить, что она к нему чувствует? А вдруг ему это и не надо? Возможно, первая брачная ночь предназначена лишь для того, чтобы доставить удовольствие жениху?
Она вдруг осмелела и прижалась губами к его рту. Его губы оказались неожиданно теплыми, но она почувствовала, что они шевельнулись в улыбке.
Он насмехается над ней, что ли?
Она немного повернула голову вправо и сделала поцелуй более глубоким, но его язык вдруг скользнул по ее нижней губе, и все ее тело пронзило невероятное наслаждение. Она отшатнулась и взглянула на него.
Он уже не улыбался. Выражение лица было серьезным. Она снова его поцеловала, частично потому, что этого хотела, но больше — потому, что не могла выдержать его напряженного взгляда. В его глазах она прочла слишком много вопросов. Он, конечно, их скоро задаст, и тогда будет нарушено очарование момента.
Обхватив ее одной рукой за шею, он притянул ее к себе. Другой он начал гладить ее горло, потом лицо. Из груди Давины вырвался какой-то неопределенный звук. Это был не стон, потому что ей не было больно. Просто ее охватило смятение, смешанное с чем-то похожим на восторг.
Оказывается, все то, что ей было известно о том, что такое страсть, было неверным.
Как это чудесно, что от его поцелуев по всему телу разливается тепло! Как приятно прикасаться ладонями к его коже, гладить его мускулистые руки! Не это ли и есть страсть?
А жены должны испытывать страсть?
Она получила ответ на вопрос, который она уже себе задавала. Она должна чувствовать именно это — этот восторг, этот зов плоти, отказ от собственной воли и полное подчинение. Ей было безразлично, был ли он ее мужем или любовником, видел ли их кто-то или они были одни в спальне, освещенной лишь слабым светом лампы.