Мальчик и кони были так красивы, что от взгляда на них замирало дыхание и болело горло. Как золотые стрелы… Вздымая крупы, стуча копытами и осыпая камни, они мелькнули и скрылись за отдаленной скалой.
Колокол умолк. Пыль начала опускаться. Крестьянский паренек отвел своих коней домой в деревню с пастбища, вот и все.
Дженнифер отряхнула с себя волшебство гор и быстрее пошла по равнине.
В арке высокой слепой белой стены — ворота из темного дерева с тяжелыми металлическими петлями. Жаркая тишина. Дженнифер пробудила старомодный звонок и стала ждать. Кузнечик перепрыгнул через ее тень и расправил бледно-голубые крылышки. Крохотная ящерица на камне казалась частью повисшего вокруг наваждения. Тяжелый густой запах соснового леса прилетал из-за дальней стены волнами и добавлял колдовства.
Розовощекая девушка, которая, в конце концов, открыла ворота, сбила весь настрой. Очевидно, это была одна из сирот, которых приютили добрые сестры. Совсем молоденькая, лет четырнадцати. Плотное тело упаковано в пыльно-голубое хлопчатобумажное рабочее платье. Круглое по-деревенски свежее лицо, как яблоко. Голые ноги коричневые, как орех. Она смущенно улыбнулась. Круглые голубые любопытные глаза.
Дженнифер заговорила по-французски: «Меня зовут Сильвер, Дженнифер Сильвер. Насколько я знаю, меня должны ждать. Я приехала навестить свою кузину, которая здесь остановилась — мадам Ламартин». Эффект этого простого заявления был крайне неожиданным. Улыбка исчезла с жизнерадостного яблочка-лица, будто зашло солнце. Девочка ничего не сказала, но прижалась к краю ворот, будто хотела бы сию же минуту закрыть их, и как можно плотнее. «Надеюсь, — продолжила Дженнифер вежливо, — что я появилась не в слишком неподходящее время? Можно войти?»
Девочка молча смотрела, вытаращив глаза. Открыла рот, будто хотела что-то сказать, опять закрыла. Начала водить по пыли ногой в веревочной сандалии. Дженнифер немного растерялась, но решила начать сначала: «Если это удобно… — Но тут ее осенило, и она решила спросить: — Послушайте, вы француженка или испанка?»
Девочка кивнула, похоже, теперь ей хотелось рассмеяться. «Тогда, ради Бога, — продолжила Дженнифер, которая не могла понять, как такого немого ребенка могли назначить привратником, — позовите какое-нибудь начальство. Отведите меня, пожалуйста, к матери-настоятельнице».
В ответ девочка, к облегчению Дженнифер, отступила в сторону и открыла ворота пошире. Но в ее глазах, все также возбужденных, скрывался какой-то элемент неловкости, который Дженнифер очень не понравился. Будто под детской фарфоровой яркостью скрывался ужас, дитя чего-то панически боялось. Не просто стеснительность или ненормально сильная реакция на незнакомых людей. Дженнифер почувствовала что-то неладное до мурашек в позвоночнике и попыталась себя убедить, что это чушь. Просто что-то вырывается из глубин подсознания, где полсотни романтических историй породили суеверный страх перед закрытыми стенами монастыря. Входя за сиротой в маленький двор, пришлось напомнить себе, что это вовсе не книга ужасов, где монастырские кельи и полночные кошмары чередуются с неизбежностью дня и ночи. К тому же дело происходит не глухой ночью, не в таинственном ущелье, а в мирном маленьком заведении среднего пошиба, пригревшемся на полуденном солнце.