Первым Дженнифер встретил солнечный свет. Он вливался через высокое незанавешенное окно, отражался волнами яркого тепла от кремовых чистых стен, потолка и белого пола. Единственный коврик подчеркивал, что и здесь соблюдается правило спартанской нищеты. Два простых стула и деревянный стол, небольшой складной аналой, ничуть не резной, безо всяких украшений и излишеств даже там, где перед ним становятся на колени, подчеркивали общий стиль. Ничего не нарушало сияющей пустоты, кроме фарфорового диска на стене с изображением Мадонны с младенцем. Вспомнив о картинах в церкви, Дженнифер взглянула на него с любопытством, а потом и с удивлением — это оказалось грубым дешевым изделием, купленным, скорее всего, в Лурде.
«Войдите», — снова раздался тихий голос от окна. На стуле в потоках солнечного света сидела очень старая монахиня. Она не повернула головы, но указала мягкой старой рукой на стул.
Дженнифер села. «Я мисс Сильвер, кузина мадам Ламартин. Я приехала встретиться с кузиной, и мне сказали, что она умерла несколько дней назад».
На этот раз старая монахиня повернулась к ней. Против яркого света Дженнифер видела ее нечетко, получила только общее впечатление круглого бледного лица, сморщившегося от возраста, как рука, которая долго пробыла в мыльной воде. Морщинки не были похожи на линии, порожденные характером, просто возрастное изменение очертаний. Лоб был совершенно гладким, она, очевидно, не хмурила бровей очень долго. Выражения глаз видно не было, но линия рта казалась доброй. «Я слышала о вашем приезде, мадмуазель, и очень жалела, что вас ожидала встреча с такими плохими новостями. Печальное событие. Это всегда горе для друзей тех, кто умирает таким молодым. — Она улыбнулась. — Это нелегко, знаю, рассматривать смерть не как конец, а, скорее, как начало».
«Нет».
«Ты видела могилу своей кузины, дитя мое?»
«Да, ma mere», — Дженнифер остановилась, не зная, как начать задавать вопросы. Вопреки убеждениям, ее потрясло спокойное и нормальное поведение старой женщины. Подозрения и неестественность ушли, казалось, очень далеко… Века доброты в такой доброй и приятной комнате.
Неправильно поняв причину ее молчания, старая священнослужительница начала говорить, мягко, но без сентиментальности. Она обязательно успокоила бы Дженнифер, если бы та искренне скорбела, но при таких обстоятельствах благожелательные слова только затрудняли начало расследования.
В конце концов, Дженнифер приступила к делу, хотя и понимала, что каким-то уж очень окольным путем. «Я говорила сегодня с доньей Франциской и сестрой Марией-Луизой и поняла, что у кузины были документы…»