Начкон товарищ Жуков, верно, не задумывался над тем, добрый он или не очень. Он всегда желал быть просто человеком и всю жизнь старался честно работать.
— Вот какой случай был на моей памяти, — вспоминал Василий Макарович, когда возвращались с фермы. — Числился на ферме конюхом один человек. Фамилия у него, кажись, была Пуприков — не лошадиная фамилия. Как напьется этот самый хитрован Пуприков, так лошадей поколачивает, конечно, незаметно от людей. Трезвый заявится на конюшню — только ругается грубыми словами, как нынешний некультурный футбольный болельщик. Значит, забрел этот человек к чистокровному жеребцу Кивачу и стал подобным манером над животным изгаляться. Кивач, не будь ослом, ухватил конюха за воротник куртки, выскочил из конюшни с добычей и прижал башкой к стене. Мужик, глядим, захрипел — горло ему передавило. С трудом, доложу, его оторвали от коня и, можно сказать, спасли ему скверную его жизнь.
— Лошадь за себя постоит, товарищ Жуков Василий Макарович! — задумчиво отвечал ветеринарный доктор. — А многим людям еще не хватает отцовской выдержки и материнской любви при общении с ними, хотя в стране ведется большая разъяснительная кампания по этому поводу.
— Тебе, брат, больше всех уважения-то в колхозе! — с пониманием уточнил начкон Жуков. — Как здоровые животные либо птицы — мы их обряжаем, водимся. Ну а худо стало и болезнь одолевает — быстрее их к тебе, ветеринару. И что любопытно: очень доверяют тебе лошадки, и я бы сказал, что любят.