– Замерзли, прекрасная? – все тот же платок с рунами выступил в роли полотенца.
Она кивнула, наблюдая, как я растираю бледную ладошку, пытаясь согреть. Видимо, судьба у меня такая – размораживать эльфиек.
Руку не забирала – уже хорошо. Посматривала из-под ресниц, в воздухе все больше пахло неловкостью.
– Это лекарство сделано исключительно для темных, пресветлая. Мы привычны к такому. Вам же оно смертельно опасно… – голос независимо от моего желания стал глубже и мягче, будто я рассказывал сказку. – Вы подобны цветку, хрупкому и нежному, ваша кожа…, – я провел пальцем по ее запястью, где проступали жемчужно-голубые прожилки, – подобна шендайскому шелку, но чересчур тонка, достаточно было бы маленького пореза, царапины… Мне страшно думать об этом.
Я, скрываясь, опустил глаза, чувствуя внутри привычный азарт. Мне говорили проводить девушку до светлых земель? Пожалуйста! Но что я с этого буду иметь, кроме сомнительной сказки Аралинэля? Не позаботишься о себе сам, никто не позаботится.
Привычно накинул легкий ментальный щит, излучая доброжелательность. Эльфийка все-таки.
Девушка вздрогнула, сморгнула, словно только проснувшись:
– Неужели нет способа спастись? – спросила она, – Но тогда это настоящий яд!
– Только для вас, светлейшая даэла, – грустная улыбка, взгляд не отрывается от ее пальцев, легкие поглаживания, – я, пожалуй, сумел бы найти противоядие…, – ага, у себя в сумке, в потайном дне той самой шкатулки. – Но пойдемте же. Ваш светлейший собрат, верно, беспокоится о вас.
Всему приходит конец. Даже таким неоднозначным приятным моментам, как этот. Это ОНА должна замечать их и жалеть, пусть и неосознанно сначала, что они заканчиваются. Моя же игра будет естественна и ласково-вежлива. Девушка – не темная, ее не взять приступом.
В зале почти ничего не изменилось. Разве что количество содержимого кружек и тарелок, да настроение Мензориуса. Он готов был сорваться с места в любой момент в поисках эльфийки, которую утащил коварный темный.
Мой обед, конечно, остыл. Я без сожаления оставил бы его в помойном ведре, но предписания к моему "лекарству" твердили иное. Пришлось взяться за ложку. Спутники только с удивлением наблюдали, как пустеет моя тарелка притом, что именно я недавно больше всех ковырялся в содержимом и брезгливо откладывал кусочки, достойные моей высочайшей персоны.
Съесть-то я съел, но готовят в этой забегаловке все рано отвратительно – овощи горчили, и мне периодически мерещился привкус мокрого мела…
Движение едва ощутимо, но чувство опасности ударило резко и остро. Привычная шероховатость выделанной кожи под пальцами, успокаивающая тяжесть сбалансированного ножа, с которым я отчего-то сегодня спал, как спят деревенские дети с тряпичной куклой. Вот только сомневаюсь, что спросонья они ими дерутся…