Судья предупреждает Леню, что его могут вывести из зала за то, что он пытается вмешаться в работу суда.
Распорядитель выходит и отсутствует пять минут. У меня колотится сердце: сейчас я, может быть, увижу маму... Нет! Она не должна этого делать! Я представляю себе, как хочется ей войти внутрь, но ведь она требует, чтобы ее впустили не на несколько минут в качестве свидетеля, а на все время суда. "Мамочка, не уступай!" - твержу я мысленно, но вовсе не уверен, что именно этого хочу.
- Свидетельница Мильгром отказывается явиться в суд для дачи показаний, - объявляет вернувшийся распорядитель.
Судья выдерживает паузу, склоняет голову налево, направо, получает одобрение "кивал" и говорит:
- Мы могли бы, конечно, привести свидетельницу силой, но, учитывая, что она мать подсудимого, а также ее возраст, мы не будем настаивать. Судебное заседание закончено.
Меня возвращают в тюрьму и сразу же выводят вместе с сокамерником на прогулку. Там, во дворике, я рассказываю ему о поведении каждого из свидетелей и радуюсь: почти полтора года КГБ стряпал дело, задолго до того вербовал и внедрял к нам своих агентов, вязал сети хитроумных провокаций, накатал сорок страниц обвинительного заключения, разоблачающего мировой сионистский заговор... Формулировки обвинения действительно звучали устрашающе, они произвели впечатление не только на публику, но и на моего брата - я это видел. Да что брат! Даже сам я, прекрасно знающий, что за всем этим ничего не стоит, не мог отделаться от тяжкого ощущения безнадежности, когда слышал их в суде. Но как же при этом легковесны, как несерьезны, как хрупки, как попросту смешны те аргументы и доказательства, которые КГБ смог в итоге представить суду!
Обвинения стукачей не выдерживают столкновения с самой элементарной логикой. Свидетели, запуганные на допросах, один за другим пытаются соскочить с поезда... Кстати, их список исчерпан.
- Неужели это конец процесса? - спрашиваю я своего соседа: у него ведь за плечами уже три или четыре суда. Но он не "политик" и затрудняется дать ответ.
- Все же, наверное, должны зачитать документы, на которые они ссылаются в обвинении, - неуверенно говорит он.
И верно: КГБ собрал огромное количество доказательств нашей "клеветы", должны же они предъявить их в суде! Читаю УПК. Вроде бы мы правы. Что ж, это хорошо, это даст мне возможность в течение по крайней мере нескольких дней - материалов-то на десятки томов! - публично проанализировать методы их работы, показать, что клевета не в наших документах, а в их.
Следующий, четвертый день суда действительно начинается с демонстрации документов. Впрочем, еще до этого, в пустом зале, где нет никого кроме меня, моей охраны, секретаря суда и прокурора, мой обвинитель Солонин подходит ко мне и говорит зло и резко: