Незадолго перед рассветом сильный порыв ветра ударил в парус, резко накренил судёнышко. Через минуту все вокруг ревело и стонало. Волны, которые становились все круче и злее, яростно обрушивались на одинокий карбас.
При первых же порывах ветра Прохор отправил жену и сына в крохотную каютку на носу судна, плотно надвинул крышку люка. Сам он остался у руля, зорко следя за тем, чтобы карбас не оказался бортом к зыби. Обдаваемый каскадами ледяной воды, коченея на ветру, он не спускал глаз с паруса — только бы выдержал, не лопнул под напором бешеного ветра!
А шторм крепчал. Временами, словно делая передышку, ветер на несколько секунд стихал, чтобы затем с новой силой наброситься на карбас. В один из таких моментов, когда можно было перевести дух и оглядеться, ухо рыбака уловило какие-то новые звуки. Почудилось, что из каюты доносятся стоны. Прохор вздрогнул, поняв, что происходит там, внизу.
Медленно отодвинулась крышка люка. Из него показалась голова сына. Лицо мальчика было белое, в глазах застыл ужас. Он кричал, широко раскрывая рот, но Прохор не мог разобрать слов. Да и не нужны они были сейчас. Все стало ясно и так. Но рыбак ничем не мог помочь жене. Он был прикован к своему месту на корме — если б хоть на мгновение оставил руль, карбас развернуло бы бортом к волне и опрокинуло.
А сын продолжал звать. Ему казалось, что отец не слышит или не понимает. Значит, надо подойти ближе. Он вылез из люка, выпрямился, шагнул вперёд.
«Вернись!.. Назад в каюту, скорее!» Прохор кричал так, что сорвал голос, и с той минуты до конца своих дней говорил хриплым свистящим шёпотом. Но мальчик знал одно: надо во что бы то ни стало привести отца вниз, где так страшно стонет и мучается мать.
И он сделал по палубе ещё шаг.
За бортом росла волна. Большая, тяжёлая, она молча поднималась, нависая над карбасом. Вот она изогнулась, и на её вершине сверкнула белая корона пены. Ещё мгновение, и волна с грохотом обрушилась на палубу. Прохор вцепился в руль, стиснул челюсти, изо всех сил сопротивляясь клокочущему потоку, который бил его, мял, давил, стремясь оторвать от опоры и унести за борт.
Когда вода наконец схлынула и он смог открыть глаза, сына не было…
Утром ветер стал слабеть и к середине дня стих настолько, что Прохор рискнул привязать руль. Обезумевший от пережитого, полумёртвый от холода и истощения, он протиснулся в люк и свалился вниз, на сложенные сети. Когда глаза привыкли к полутьме каюты, он увидел жену. Та лежала в углу, тоже едва живая после страшной ночи, и рядом с ней — новорождённая девочка.