— Погоди! Оказавшись в воде, не отплывай от борта, держи вдоль него к штевню, а оттуда — к бочке, на которой стоит корабль. Ты должен доплыть до нее и затаиться, прежде чем я подниму тревогу. Запомни: у тебя будет минуты две, от силы — три. Успеешь управиться?
— Постараюсь! — шепчет Карцов, вздрагивая от волнения.
— И упаси тебя боже шуметь. Заметят — и мы с тобой покойники. Будем болтаться в петле рядышком. Это хорошенько запомни, не оплошай, не подведи меня.
— Ясно. Идемте же!
— Сейчас пасмурно, — продолжает Джабб, — видимость ноль. Ветер с оста, слабый. Море — два балла. Словом, погодка что надо. Хотя ветер, сдается мне, будет сильнее. К утру может заштормить… Линкор стоит кормой к бонам. В ту сторону я и буду палить, как подниму тревогу. Арестант, мол, кинулся к борту, стал перелезать через поручни. Тут я, не мешкая, вскинул автомат. Всадил в него полдюжины пуль, он и пошел на дно, кормить кальмаров.
— Нужен всплеск от моего «падения» за борт.
— Будет! — Джабб хитро щурит глаза. — У борта наготове балластина.
— Понятно.
— А ты замри за бочкой. Не дыши. Выжидай. Пока не погаснут прожекторы и не уймется кутерьма. — Джабб достает из кармана какой-то предмет. — Голова-то, вижу, зажила. Держи, натянешь на нее.
— Зачем? — Карцов недоуменно разглядывает сетку для волос.
— Надень, как окажешься в море. Дно бочки в космах водорослей. Нарви их, запихай в ячеи сетки — будет маскировка. Так и плыви: весь внизу, под водой, наверху одна голова в сетке, из которой торчит трава. Разумеешь? Ногами не очень-то двигай. Пусть тебя несет отливным течением. Как раз попадешь к бонам. А там — действуй, да попроворнее.
— Спасибо!
Джабб показывает небольшой пакет:
— Провизию тебе собрал: шоколад, сахар. Все в резиновом мешке, воды не боится. Передам наверху. Пакет не должен попасть в чужие руки. Поэтому внутрь положил груз. Выпустишь его — он и потонет.
Карцов кивает. Говорить он не может. Матрос в последний раз оглядывает товарища:
— Ну, брат, отвоюемся — буду искать тебя. Город, откуда ты родом, я запомнил. Ты уж того… не помри до тех пор!
И он шутливо тычет кулаком в грудь Карцова. Он нарочито груб, в его голосе, жестах бравада, А глаза смотрят печально…
— Ну, все! — Джабб решительно разрубил ладонью воздух. — Двинули.
Он подходит к двери, стучит.
— В гальюн, — небрежно роняет он в ответ на вопросительный взгляд часового. — У парня свело брюхо.
Посторонившись, часовой пропускает обоих. Джабб берет свой автомат, хранившийся в коридоре, отводит затвор.
— Вперед, — командует он.
Палуба встречает их могильной чернотой теплой пасмурной ночи.