Появилась Линда, поставила на китайский столик (черный лак, инкрустированный перламутром) поднос с кофейником и фарфоровыми чашками, стала разливать кофе.
– Чувствуете, господа, какой аромат? – ворковал хозяин магазина. Линда ушла. – Итак, располагайтесь. Два глотка кофе придадут бодрости всем. – В старинных темных креслах можно было утонуть. – Я весь внимание, господа.
– Вот! – Алексей Григорьевич достал из портфеля, который лежал у него на коленях, купчую, положил на стол. – Фальшивая! От первой буквы до последней.
Арон Нейгольберг взял купчую, стал ее внимательно рассматривать, сдержанно улыбнулся, спросил:
– Ваш дворецкий, господин Оболин, или, как пишут газеты, лжеграф, сам разыскал вас? Или, наоборот, вы его?
Никто ему не ответил. Нейгольберг продолжал:
– Совершенно верно: и эта купчая, и та, что у меня, – поддельные. Для вас, но не для моего предприятия. И не для суда, уверяю вас. Вы готовитесь к процессу, и я тоже. Так вот, уважаемые… Смею уверить: ваша затея с судом обречена на провал. Неужели вы не видите, куда катятся отношения наших стран? Антирусские настроения в Германии…
– Момент, господин Нейгольберг! – перебил Забродин. – Наше предложение к вам следующее: продайте графу Оболину… – Глеб горько усмехнулся, – его же собственный сервиз. И мы не будем затевать судебный процесс.
– Я не ослышался? – Арон Нейгольберг стал даже торжественным. И голос его звучал торжественно. – Вы пожаловали ко мне с таким сюрпризом!.. Продать «Золотую братину»! Никогда! К подобному приобретению я готовился всю жизнь. Этот сервиз, господа, отныне лучшая реклама предприятия «Арон Нейгольберг и компания». И одновременно наша финансовая основа. В случае необходимости кредиты всех банков к моим услугам. «Золотая братина» гарантирует. Так что… – хозяин ювелирного магазина поднялся из кресла, – не обессудьте, господа!
Удрученные и подавленные, неудачливые покупатели покинули кабинет хозяина магазина. Оставшись один, Нейгольберг поудобнее расположился в кресле и, вытянув больные ноги, прикрыл глаза.
– Я сразу понял, в нашу первую встречу, что вы, Арон, кретин. Но чтобы до такой степени!
Подняв тяжелые веки, ювелир увидел духа по имени Каррах, который был в прежнем своем одеянии, только прибавилась кокетливая тросточка в правой руке, покрытая черным лаком; незваный гость стоял у стены с зарешеченным окном и с глубоким сожалением смотрел на Нейгольберга.
– Не понимаю вас, – говорил Каррах с сокрушением в голосе. – Несмотря ни на что, я испытываю к вам, мой друг Арон…
– Я вам никакой не друг! – перебил Нейгольберг без всякого страха и даже с чувством превосходства.