За дырявой кладбищенской оградой на развалинах старинного склепа в это время бражничали два местных бомжа, которых братья по классу знали под кличками Седой и Грач. Сегодня день выдался удачный: на трапезу друзья прибыли с четырьмя бутылками дешевого портвейна «Южный», по семьсот граммов каждая, и с закуской изрядной: хлеб, колбаса, помидоры, плавленые сырки – аж шесть штук! Обычно выпивку и еду закупал Седой, принципиально приобретая все отечественное, потому что был патриотом. По его твердому убеждению, многострадальную страну окончательно загубят демократы. Когда была выпита вторая бутылка портвейна, Седой, пережевывая колбасу с куском черного хлеба, сказал прочувствованно:
– Хорошо-то как здесь, Господи!
– Я думаю, в самый раз пора по следующей заглотить, – философски заметил Грач.
– Давай, – согласился Седой.
Грач потянулся было к третьей бутылке, и в это время совсем рядом грохнул выстрел. Развалины склепа, на которых пировали Седой и Грач, были напротив музея, а рядом, в бетонном заборе, в густых зарослях бузины, – большой лаз с рваными краями; через него и проникали на кладбище Седой и Грач. Услышав выстрел, оба, не сговариваясь, ринулись к лазу и, осторожно раздвинув ветки бузины, выглянули наружу.
Увидели они страшную картину: пожилой дюжий мужик, пятясь задом, волок к открытой калитке музея здоровенного парня в камуфляжной форме десантника, держа его под мышки. Голова парня бессильно болталась из стороны в сторону, из открытого рта что-то капало.
– Застреленный… – прошептал Грач. – Давай отседова! Видать, бандиты. Заметят нас – и тоже кончат.
– Да ты что? – тоже шепотом зачастил Седой, оттаскивая товарища от лаза. – Ведь музей грабят! Поможем задержать – премию отвалят.
– Так ведь, Седой, на допросы затаскают, в соучастников превратят.
– Тоже мне, соучастник! – ехидно ухмыльнулся Седой. – Посмотри на себя. А сознательность у тебя есть? – повысил он голос. – Духовные ценности отечества похищают!
– Тише ты! Сознательный какой… Патриот хренов! Если только премия…
– Слушай сюда, – перебил Седой. – Прячь выпивку и закусь под камушки – и в отделение милиции, оно тут недалеко, я знаю, видел. Там дальше, метров за двести, еще дыра в заборе есть. Через нее вылезем, чтобы эти не заметили.
– Ладно, пошли, – согласился Грач. Премия за помощь в задержании грабителей ему светила.
Москва, 25 июля 1996 года
– Сейчас проснется, – услышал Иван Кириллович Любин женский голос где-то вверху, в серо-вязкой темноте. – Мы погрузили его в сон пять часов назад.
Иван Кириллович открыл глаза. Белый потолок над головой, белая стена справа. Он перевел взгляд в другую сторону, чуть-чуть повернувшись, – и тупая, тяжелая боль возникла в затылке. Рядом с его кроватью сидел на стуле мужчина в белом халате, чем-то очень похожий на молодого Чехова. Может быть, такое впечатление создавали очки в тонкой оправе и темная бородка клинышком. В ногах Любина, облокотившись на спинку кровати, стояла миловидная женщина, тоже в белом халате. «Я в больнице. Что случилось? Попал в аварию?»