— Применим все три варианта, — холодно констатировал Святослав Олегович, — сделаем так, чтобы гарантировать этому сукину сыну попадание в депутаты.
— Он скоро приедет в Курск, — напомнил Бубенцов, — боюсь, может нам все испортить.
— Если я еще буду думать о нем, то у меня вообще не хватит никаких сил. Пусть ведет себя скромнее. Тебе сообщат, когда он появится в городе?
— Да. Я заплатил дежурным на посту ГАИ. Они позвонят, когда машины Качанова будут въезжать в город.
Петровский кивнул и закрыл глаза.
К больнице они подъехали через полчаса. Святослав Олегович и Паша вошли в здание и направились к реанимационному отделению. У дверей их ждали двое сотрудников Бубенцова. Здесь же на стульях сидела жена и дочка Нечипоренко. Их утешала пожилая женщина в платке, которая гладила несчастную женщину по плечу и что-то тихо ей говорила.
Бубенцов требовательно постучал в дверь. Им открыла медсестра, уже знавшая, что из Москвы приедет очень важный гость. Она молча пропустила гостей в отделение. Бубенцов протянул ей пятьсот рублей. Для медсестры это были немалые деньги — половина ее месячной зарплаты. Они прошли дальше. У дверей палаты, где находился больной, остановились. Паша показал через стекло на больных.
— Их здесь двое. Он и еще один инвалид. Упал в открытый канализационный люк, говорят, что повредил себе печень.
Петровский поморщился и посмотрел рез стекло на обоих лежащих на кроватях.
— Что вы здесь делаете? — услышал он возмущенный голос за спиной и обернулся.
Перед ними стоял молодой человек лет двадцати пяти. Русые волосы, правильные черты лица, пухлые губы и светлые глаза, больничный халат явно великоват. Было заметно, как он смущается, общаясь с посторонними. Петровский с интересом посмотрел на него, затем перевел взгляд на Бубенцова, требуя объяснений.
— Аспирант, — пояснил Паша, — тот самый.
Святослав Олегович развернулся к молодому человеку.
— Я представитель избирательной комиссии, — сообщил он. — Мне нужно знать, что случилось с нашим кандидатом в депутаты. Какое у него состояние?
— Извините, — пробормотал аспирант, — я не знал. Ему очень плохо. Думаю, до утра не дотянет. Обширные внутренние повреждения, кровотечение. Отказала левая почка. Серьезно поврежден мозг. Но сердце пока держится. Хотя я объяснил его супруге, что это одна видимость. Мы уже потеряли его как личность. К сожалению, он не сможет поправиться, это невозможно.
— Что вы предлагаете? — деловито спросил Петровский.
— Отключить аппаратуру и не мучить человека, — ответил молодой человек. — Зачем продлевать его агонию? Всем понятно, что он рано или поздно умрет. По-моему, гораздо гуманнее дать ему спокойно заснуть.