Проект самореализации неотделим от преодоления. Отчаянное отрицание, каким бы оно ни было, остаётся пленником авторитарной дилеммы: выживание или смерть. Это соглашательское отрицание, это дикое творчество, над которым так легко одерживает верх существующий порядок вещей, является волей к власти.
*
Воля к власти, будучи отрезанной от участия и общения, является сфальсифицированным проектом самореализации. Это страсть к созиданию и самосозиданию, пойманная в рамки иерархической системы, приговорённая ворочать жерновами угнетения и видимости. Престиж и унижение, власть и подчинение, такова жизненная среда воли к власти. Героем является тот, кто приносит жертвы карьере роли и мышц. Когда он устаёт, он следует совету Вольтера и культивирует свой сад. И его посредственность становится ещё одной моделью для простых смертных.
Сколько жертв принесли воле к власти герой, руководитель, звезда, плэйбой, специалист… Сколько самоотречений для того, чтобы навязать людям — паре или миллионам — которых сами они считают полными дебилами, своё фото, своё имя, налёт уважения к себе!
И всё же, воля к власти содержит в своей защитной оболочке, определённую дозу воли к жизни. Я думаю о добродетели кондотьера, об избытке жизни гигантов Возрождения. Но в наши дни нет больше кондотьеров. Всё что осталось — это капитаны индустрии, бандиты, торговцы оружием и искусством, наёмники. Авантюрист и исследователь зовутся ныне Тинтин и Швейцер. И этими людьми Заратустра мечтал заселить вершины Сильс—Марии, в этих жертвах аборта он намеревался различить признаки новой расы. На деле, Ницше — это последний властелин, распятый своей собственной иллюзией. Его смерть стала переизданием, более пикантным, более духовным, комедии Голгофы. Она придаёт смысл исчезновению властителей, как смерть Христа придаёт смысл исчезновению Бога. Ницше мог обладать прекрасной чувствительностью к отвратительному, но мерзкий запах христианства не мешал ему дышать полными лёгкими. И, притворяясь, что он не понимает, что христианство, презирающее волю к власти, является её лучшим защитником, её самым верным рэкетиром, потому что мешает возникновению повелителей без рабов, Ницше освящает вечность мира, в котором воля к жизни обречена быть не более, чем волей к власти. Формула «Дионис Распятый», которой он подписывал свои последние сочинения, хорошо выдаёт скромность того, кто искал лишь повелителя для своей искалеченной жизненной энергии. К Вифлеемскому колдуну нельзя приблизиться безнаказанно.
Нацизм — это ницшеанская логика, призванная к жизни историей. Вопрос был следующим: чем может стать последний властитель в обществе, в котором исчезли настоящие властители? Ответ на это бы таков: суперслуга. Сама идея сверхчеловека, какой бы бедной она не была у Ницше, крайне далека от того, что мы знаем о лакеях, управлявших III—м Рейхом. Для фашизма есть лишь один сверхчеловек — государство.