Он встал, вытянув перед собой залитые кровью руки. Никогда я не видела такого ужаса, такого отчаяния, будто я разрушила весь его мир. Может быть, так оно и было.
Он не сказал ни слова, только выхватил из-за пояса обсидиановый нож и стал красться ко мне. Но между нами был камень, на котором я только что лежала в цепях, и он был размером с добрый обеденный стол. Я держалась так, чтобы камень был между нами, держала дистанцию, и он не мог меня схватить. Стрельба стала ближе. Он, наверное, тоже это услышал, потому что внезапно перепрыгнул через камень, махнув на меня ножом. Я отбежала от камня прочь, на открытое место, чего ему и надо было.
И повернулась к нему лицом. Он приближался ко мне в стойке, держа нож свободно, но твердо, как человек, умеющий с ним обращаться. Мой клинок остался в груди вампира. Я стояла лицом к жрецу, расставив руки, не зная точно, что буду делать, только бы не попасть под удар. И ничего не приходило в голову.
- Рамирес! - заорала я.
Тлалоци бросился на меня, полосуя ножом воздух. С лестницы донеслись крики, шум близкой битвы, а жрец размахивал ножом как безумец. Я только могла отступать, стараясь не попасть под лезвие. У меня текла кровь из обеих рук и пореза у ключицы, и тут я поняла, что он прижимает меня к алтарю.
О тело Полины я споткнулась в ту самую секунду, как стала искать его глазами, чтобы не зацепиться. Когда я свалилась набок, ноги у меня зацепились о ее тело. Я стала лягаться в сторону, где должен был быть Тлалоци, не видя его, только бы не подпустить его к себе.
Он поймал меня за лодыжку, прижал мою ногу к своему телу. Мы смотрели друг на друга, и у него на лице была написана моя смерть. Потом он перебросил нож в руке из положения для рубящего удара в положение для колющего удара сверху. За левую ногу он меня держал, прижимая к телу, но правая у меня еще оставалась на полу. Приподнявшись на руках, я бросилась плечами вниз и дернула правую ногу на себя. Прицелилась в его правое колено. Тлалоци начал удар сверху. Я двинула его в нижний край коленной чашечки, вложив в этот удар все, что у меня еще было. Нога его хрустнула, он вскрикнул от боли, но клинок все так же шел вниз.
Голова Тлалоци разлетелась дождем костей и мозга. Этим дождем меня окатило всю, а тело жреца рухнуло набок, и обсидиановый клинок заскрипел по каменному полу, зажатый в судорожно дергающейся руке.
Я глянула в сторону входа, и там стоял у подножия ступеней Олаф, все еще в стойке стрелка, и дуло пистолета смотрело туда, где только что был жрец. Олаф моргнул, и сосредоточенность сошла с его лица. Оно стало почти человеческим. Он пошел ко мне, держа пистолет в опущенной руке. В другой был нож, окровавленный по рукоять.