Когда все (кроме Тёрма, опять ушедшего к реке, мага, снова умотавшего поправлять здоровье и Нелофа, стоявшего на страже) уселись играть в крантаты1, я, оставшись без мужского внимания, пошла собирать ягоды.
А все-таки в лесу хорошо. Я за последние дни уже привыкла к окружающей нас тревожной тишине, а тут птички поют, хвоей пахнет… Лепота… А вот и полянка с земляникой! Какие же в этом году ягоды! Крупные, сочные… М-м-м… Я уже и не помню, когда последний раз…
Никто и ничто не могло испортить этот праздник жизни. Никто, кроме…
— Вкусно? — Терм нагло улыбнулся. Причем, как мне показалось, вполне дружелюбно.
Я, вздрогнув от неожиданности, подавилась. Камерлинец присел на корточки. Было видно, что сейчас он расхохочется.
— Изверг, — прокашляла я.
— Кто? — он улыбнулся ещё дружелюбнее, — я?
— Ты, кто же ещё. И, кстати, что ты здесь делаешь? — снова принявшись за земляничку, поинтересовалась я.
— А ты?
— А то не видишь — ем.
Он сунул ягоду в рот:
— Я тоже, — и замер с блаженным выражением лица. Ничто не предвещало беды… — Тьфу! — Терм скривился от отвращения.
Я рассмеялась:
— Кислая?
— Хуже — клоп.
Я уже хохотала. Через минуту мы смеялись вместе. Странно, лучшая воительница Рустании и камерлинец… Я посмотрела на него и окончательно сникла. Терм продолжал смеяться и лишь мгновением спустя, обратив внимание на моё лицо, замолчал. Веселье в его глазах потухло, уголки губ опустились вниз, но он всё же вновь улыбнулся. На этот раз насмешливо.
— Сейчас ты был настоящий, — шепотом сказала я. — Сейчас…
Его улыбка исчезла:
— В смысле?
Я не хотела ничего пояснять, он поймёт всё и так. Камерлинец больше ни о чём не спрашивал, а только тупо молчал, уставившись в землю.
— Терм, — я замялась, — Ты никогда не упоминал своих родителей. Где они? Где твои родители, Терм?
— Погибли, — он отвел взгляд.
— Прости, — я зря задала этот вопрос. Спутник окончательно погрустнел, теперь у него не хватало сил даже на насмешку.
— Пойдем в лагерь. Уже вечереет. Скоро нас начнут искать, к тому же необходимо выспаться, завтра может быть очень трудный день.
Я согласно кивнула. Термарель встал, подал мне руку и больше не сказал ни слова.
Когда мы пришли в лагерь, он остался стоять возле тюков с товаром. Я же поспешила к своему Верному. Все-таки тяжело быть самой собой, когда от тебя требуется совершенно обратное…
— А ты? Когда ты снимаешь маску? — донеслось мне вдогонку.
Я обернулась. Камерлинец как ни в чём не бывало поправлял лямки у лежавшего под ногами баула.
* * *
К вечеру мы добрались до окраины Усманских болот. Здесь тракт разделился в первый раз: одна дорога повернула в обход, другая — прямая, как стрела — вела в болото. Широкая гать терялась за укрывающем даль туманом. Кони, постоянно всхрапывая, медленно ступали по осклизлым от плесени брёвнам. Я зябко поёжилась, но не от холода — где-то в глубине подсознания нарастало ощущение тревоги.