– Конечно, – ответил Сургутский, – иначе в лаборатории не остался бы такой фон. Сейчас в погоне за деньгами готовы делать все, что угодно. Любые рискованные эксперименты, любые непроверенные опыты.
– Возможно. – Решетилов не хотел ничего объяснять. – Так кто же попросил вас об этом? Вы ведь сказали, что не знали этих иностранцев. Тогда почему вы позвонили Адабашеву?
– Меня попросили… – Сургутский отвернулся.
– Погодите, – уже более настойчивым голосом произнес генерал, – кто попросил? Мне нужно знать, кто вас попросил!
– Этого я вам не скажу. Это мое личное дело.
– Не личное, – повышая голос, заявил Решетилов, – совсем не личное. – Он посмотрел на второго больного. – Я не хочу вас пугать, профессор, но положение гораздо хуже, чем вы можете себе представить. И нам нужно немедленно знать имя человека, который просил вас позвонить Адабашеву.
– У вас свои обязательства, а у меня – свои, – отозвался Сургутский. – И я не собираюсь больше разговаривать с вами на эту тему. Достаточно и того, что я попал в больницу…
За дверью усилились голоса. Вероятно, к лечащему врачу прибыло подкрепление.
– Мы заберем вас отсюда, – принял решение генерал. – И тогда вы узнаете, почему мы так настаиваем.
– Я нетранспортабелен, – сообщил профессор. – Или вы хотите меня убить за мою ошибку?
– Подождите, – вмешался Дронго, дотронувшись до генерала, – не спешите. Я все понял. Не нужно так нервничать, Николай Федорович. Вы ведь попали в больницу недавно? А ваш бывший ученик болеет уже давно. Значит, инфаркт случился у вас не после разговора с ним, а после разговора… – Сургутский напрягся, сосед на всякий случай закрылся одеялом и отвернулся в другую сторону, Решетилов нахмурился. – После разговора с… вашим сыном, – выпалил Дронго, глядя на больного.
Тот дернулся.
– При чем тут Аркаша? Его обманули, он не виноват.
– Но вы же понимаете, что сделали что-то неправильно, – возразил Дронго. – Когда мы вошли, вы были уверены, что мы приехали из-за вашего сына. Он прилетел несколько дней назад, а вы сразу попали в больницу после разговора с ним. Это он попросил вас позвонить Адабашеву?
– Вы хотите, чтобы я сдал вам моего сына? – спросил профессор. – А я думал, что тридцать седьмой год больше никогда не повторится.
Решетилов вспыхнул и уже собирался что-то сказать, когда Дронго удержал его за руку.
– Не нервничайте, Юрий Васильевич. Профессор Сургутский даже не представляет себе, в какую жуткую историю его втянули.
– Представляю, – возразил Сургутский. – Они наверняка проводили эксперименты с изотопами. Или что-то в этом роде. Поэтому я и здесь, что очень хорошо все представляю.