Проснулась я тоже не заметила как. Сон вдруг растворился в темноте самой густой и непроглядной, какая бывает как раз перед рассветом. Первое, что я увидела, как Сима, лежавшая рядом, рывком поднялась и села, сдвинув одеяло в ноги.
— Мы опоздали, — произнесла она в тишине.
Я много насмотрелась такой потусторонней жути, меня не удивишь. Но чтобы это было с Симой! Голос у нее был нереальный, чужой. Смотрела она прямо перед собой, но глаза видели только пустоту.
— Мы опоздали, — если бы я не видела сестренку своими глазами, решила бы, что говорит мужчина.
Растеряв последние остатки сна, я поспешно тронула ее за плечо. Сима вздрогнула от прикосновения и моргнула, приходя в себя.
— Что снилось? — спросила я.
— Не знаю, — Сима усиленно потерла лоб и обеими руками взъерошила короткие волнистые волосы, — Даже не могу сказать… Мы опоздали… Еще только шесть с небольшим, — она повернулась к комоду, на котором горел циферблат электронных часов, — Диночка, давай уже поедем!
Собрались мы быстро: я только забросила сумку со снаряжением в багажник «Волги». Улицы Отрадинска были пусты и темны. Солнце встать еще не успело, а фонари здесь зажигать не сподобились. Я гнала машину, как могла. Через переезд проскочили в мгновение ока.
— Почему ты так уверена, что мы опоздали? — настойчиво переспросила я, когда въехали на аллею, ведущую в частный сектор, — Что ты видела?
— Да не знаю я, — Сима выглядела растерянно, — Но знаю. Что-то случилось.
Большего добиться от нее не удалось. Не доезжая до Лесной, я увидела дорожку, позволяющую проехать на Березовую аллею, срезая путь. Колеса прошуршали по гравию, и из редеющего полумрака показался овраг, заросший крапивой. Там мы оставили машину и пошли пешком, как вчера. Свернув в конец улицы, мы еще издали увидели свет в окне кухни розового дома. Он пробивался сквозь листву жасмина, росшего вдоль забора.
— Без двадцати семь, — глянув на свое запястье с часами, сказала я, — В принципе, старики спят мало и встают рано.
Сима кивнула, но без особого воодушевления. Мы уговаривали сами себя. Это горящее окно было, как тревожный сигнал. Мы подошли к калитке. Я собралась позвонить, но передумала, просунула руку поверх забора, нащупала засов и открыла сама. Пройдя по дорожке, мы поднялись на крыльцо. Тишина в палисаднике была такая, что в ушах звенело. Сима толкнула меня плечом: дверь, ведущая с крыльца в кухню, была приоткрыта, из-под нее наружу пробивалась полоса света. Я прошла по крыльцу влево, к окну кухни, заглянула сквозь тюлевую занавеску и замерла. Николай Николаевич сидел за столом на стуле с подлокотниками и мягким сиденьем. Могло показаться, что он уже ждет нашего прихода, но по его неловкой позе и остановившимся глазам было понятно, что он мертв.