— Я собак боюсь… — признался Клопофф, или тот, кто очень походил на него. — Может, он уже ушел?
— Зачем я тебя поросенком кормила? — укорила его Старуха. — Зачем?
— Пусть идет он, — предложил толстяк.
— Много чести, — отозвался Андреа или человек с очень похожим голосом, — чтобы я лазил по кустам. Пропади оно все пропадом!
— Эй, русский, сдавайся! — Они снова принялись за свое: ракета, описав дугу, упала на склон горы.
Гора отливала зелеными, как изумруд, сполохами. Ракета шипела под лозой. Голоса явственно звучали в полночной темноте.
— Выходи, ничего не будет…
В ответ Он едва не выпалил непристойность.
— Джованни, не зли меня! — кричала Старуха. — Я сама к тебе приду!
— Боюсь… — скулил Джованни.
— Детка, вспомни, я же тебя пеленала… — вкрадчиво уговаривала она.
Джованни стал подозрительно всхлипывать.
— Детка, твое место рядом со мной!
— Иду… — не выдержал итальянец, вылезая из кустов.
— Стой! — Он поймал его за воротник.
Ветхая ткань затрещала под рукой.
— Я здесь! — успел крикнул итальянец.
На это раз они выстрелили из чего-то посерьезнее: поверх голов полетели листья и куски лиан:
— Отзовись!
Прислушались. Тишина была сродни ватному колпаку.
Они яростно боролись в пыли и давленом винограде, и Он сразу понял, что не справится, слишком дик и силен был сумасшедший.
— Я их вижу! — обрадовано крикнул, кажется, Андреа.
— И я! — крикнул Клопофф, или человек с очень похожим голосом.
По направлению к ним раздались быстрые шаги. В радостных голосах звучали нотки, которым нельзя было доверять.
— Попались, голубчики! — воскликнула Старуха.
Это была ошибка. Джованни снова испугался. Бросил бороться и сел. Крутил головой, что-то соображая о мире, как вылупившийся птенец. Потом, не оглядываясь, на четвереньках стал карабкаться по склону.
Им хватило минуты, чтобы перевались за гребень холма и свалиться в узкий каньон. Вымытый зимними потоками, — с одной стороны он почти вертикально уходил в небо, а с другой, где-то ниже по склону, падал в речку.
Теперь кричали и звали издали. Опереточная ситуация. Стреляли ракетами, которые рассыпались с сухим, беспомощным треском. Он едва не рассмеялся вслух — в который раз его лишь пугали. Африканец шарахался, как призрак. Камни угрожающе шевелились под ногами, и останцы были заслонены склоном горы. Даже луна оставила им одну ночную спасительную тень. Он едва поспевал за неутомимым, как вол, Джованни. Казалось, Старуха напугала его до смерти. На какое-то мгновение Он потерял его из вида, а когда, задыхаясь, наконец достиг вершины каньона, Джованни сидел и беспечно ковырял в носу.