Они вышли в темноте. Город лежал за лесом, как притаившийся зверь.
— Только для осушения… — Падамелон сжимал неизменную бутылку. — Только ради сохранения жизни… Пей!..
Он протащились мимо железного хлама в коридоре, мимо пустых бочек и контейнеров с едой.
Вслед из-за глухой двери что-то вздохнуло.
— Покончим! — гремел Падамелон. — Одним махом. Тебе, дорогой, — Падамелон похлопал по стене. — Тебе! С-с-с! Тайна! Никто! Ни сном, ни духом…
Глаза у Падамелона были до странности трезвы, словно они вдвоем за час до этого не прикончили по бутылке горючей жидкости и не вели, поглядывая в угол под стену, пустые разговоры.
Болела голова, болело тело, свинцовый язык с трудом ворочался во рту.
Падамелон твердил:
— Да ненастоящие они. Ненастоящие. Даже не гниют. Запаха ведь нет… — И радостно запихивал в таз выползающую руку.
— Тогда откуда? — упрямо спрашивал Он и уже знал, что Падамелон-Теоретик нормальным языком ничего объяснить не может, не умеет. Но выдумывал такие словечки, которые тут же забывались, рисовал схемы и диаграммы, и вообще оказалось, что он, Падамелон, малость помешанный, ну и что, и что знает кучу того, о чем приходилось читать лишь в популярной литературе, когда ты, например, едешь в поезде и скуки ради выбираешь самую толстую и самую нудную книгу, чтобы только не глядеть от тоски в окно, заваливаешься на вторую полку и через пару страниц засыпаешь.
— Ну ты даешь! — твердил Он упрямо. — Смотри, даже псу противно.
Но Падамелон, не обращал на его слова внимания:
— Тихо, тихо ползли, улитка, по склону Фудзи, вверх, до самых высот! — Что это? — спрашивал он.
— Книга…
— Вредная! — делал заключение Старик. — Это те, которые вот там живут и иногда сюда забредают… Я начинал еще с Джеймсом Чэдвиком, — произносил он важно, — и был знаком с великим Резерфордом по Кембриджу. Я был специалистом по кваркам. Их существует целых шесть ароматов, и все разного цвета, ну да, впрочем, это неважно, потому что все интересное уже открыто в течение одной жизни, а потом наступает такое состояние, которое называется компрессией, — сколько не жмешь, давление возрастает, а результатов нет.
— По каким кваркам? — спрашивал Он.
Булькала жидкость. Рука из-под клеенки подавала какие-то знаки.
— Автор знаменитой формулы 414, - вдруг объяснял Падамелон. — Ось Вульфа!
Все неудачники находят оправдания собственным слабостям…
— Иди ты… — отвечал Он, — это ж было черти когда…
— А… вот именно, — важно соглашался Падамелон. — Но вот дожил и горжусь…
— Чем же? — спрашивал Он.