Старуха стала навешивать саблю.
— Вот таскаю сдуру…
— Что ж, ты здесь одна? — еще раз поинтересовался Он.
— Одна, — ответила Старуха, затягиваясь и выпуская клубы дыма, — как перст, — и поведала, доверительно наклонив голову и цепляя глазами его глаза, — я ведь сирота, круглая… Обидеть сироту грех!
— Грех… — согласился Он.
— А!.. плут… плут… все вижу! — Старуха вдруг ухватилась его за рукав. — Плут! — неожиданно твердо произнесла она. — Разорить хочешь!
— Да ты что? — Он с трудом вырвался.
Пальцы у нее были крепкие, как щипцы.
— … камнем по голове и концы в воду!
— Сумасшедшая! — возмутился Он.
— Девяносто лет прожила, а не думала об этом.
Идиотка, на всякий случай Он решил не перечить.
— О чем? — спросил Он, переживая позор и борясь со спазмами в желудке.
— Быть ограбленной на старости!
— Старая кляча! — выругался Он и как можно назидательнее добавил. — Богатая фантазия вредна!
Старуха молчала, словно переваривая услышанное. Впрочем, по ее лицу ничего нельзя было понять. Лишь две пряди по бокам подбородка шевелились утренним ветром, как живые.
— Не внове, а поныне… — погрозила она.
И философствовать тоже умела, а больше ее ничего не интересовало.
— Кто владеет холмами, тот владеет пляжем и горами, — произнесла она наконец и плюнула на песок.
Он пожал плечами:
— Какое мне дело…
Он не чувствовал двусмысленности фразы и сразу ничего не понял. Он не понял, что старуха проговорилась. Горы… они интересовали и его тоже. Он решил, что просто ослышался. Если в его жизни все вело к одному, Он, должно быть, нашел ключик к странностям мира.
— Раньше все, кто приходил из соседней долины или доходил до той скалы, платил две монеты, а теперь вот. — И она сложила дулю.
Экспансивности в ней было хоть отбавляй. Теперь она перестала быть добродушной старушкой, воинственно задирала крючковатый нос, и по-прежнему в ней что-то временами поскрипывало, но так, что Он не мог определить источника звуков.
— Так то было раньше, — сказал Он осторожно, пытаясь сохранить хрупкое равновесие перемирия, — когда деньги были в цене.
— Деньги имеют ценность всегда, — назидательно произнесла она, окончательно запутывая его. — Но раз у тебя их нет, ничего, отработаешь на кухне.
— Какой кухне? — невольно вырвалось у него.
— Обыкновенной, — ответила Старуха почти торжествующе. — Пойдем, пойдем, родимый, котел уже греется. Один ты у меня, сердечный, остался, совсем один.
Можно было никуда не ходить. Можно было развернуться и уйти в соседнюю долину, где у него спрятана машина. Он чуть не оглянулся в ту сторону. Все же Он еще надеялся увидеть девушку. Он прекрасно помнил, что она уплыла в море. Потом Он повернулся и посмотрел — платье исчезло. Словно его и не было. "Черт, — выругался Он, — колдовство какое-то".