— Откуда ты знала, что вернусь? — перебил Степан. — Это секрет.
— Каждый секрет со временем теряет силу.
— Стало быть, моему еще срок не пришел…
— Чудно говоришь, — задумчиво промолвил Степан, ч как бы догадываясь о чем-то и не желая этому верить…
Теперь он жалел об этой ночи. Сближение с дочерью Бритяка не заглушило боли и обиды от Настиной измены.
Степан вспоминал встречу с Настей, такую неожиданную и так нелепо прерванную Ефимом, разговор, который вели они, мучаясь и не находя нужных слов.
«Ну и пусть… Все уже определилось», — старался отмахнуться он.
Но думы шли своим чередом. Неотступно витал перед ним образ Насти… Зачем она хотела видеть его? К чему понадобилась эта встреча?
Утро теряло последние капли росы. Воздух наполнялся пчелиным гулом, знойным шелестом ветерка, запахами подсыхающих трав. Деревья торопливо убирали свои тени, давая простор медосбору. Сияла манящая даль полей: там горячее солнце дарило зыбкому колосу летнюю позолоту. Над миром широко распахнулась небесная синь, стала теплой и нежной черная земля.
А в груди Степана была тоска. Она мешала ему радоваться, глядя на прекрасное утро, мешала думать о будущем. Даже в труде не находил он успокоения.
Степан докосил траву, убрал косу на место и пошел завтракать.
У Ильинишны все уже было на столе. Вкусно пахло жареной гречей: политая конопляным маслом, дымилась редкая в этой семье гостья — любимая соломата. В большом деревянном блюде, полном растолченной картошки и кваса, плавали нарезанные мелкими ломтиками зеленые огурцы.
— Может, служивый, «разговорчику» достать? — неуверенно спросил Тимофей. — Николка живо смотает к Васе Пятиалтынному… Сам гонит, крепкая получается, черт!
Николка, прибежав от Бритяка, стоял наготове. Но Степан отрицательно качнул головой.
— Нет, папаша, и без самогона всего не переговоришь. А сейчас мне, тем более, нужно на деревню…
— Ну-ну. Гляди, сынок, была бы честь предложена, — смутился Тимофей. И вдруг подмигнул Ильинишне, явно довольный отказом сына.
— Насчет Васи Пятиалтынного, — продолжал Степан, прихлебывая квас, — хорошо, что сказали. Нынче же поломаю аппараты! Еще у кото есть?
— Афонюшка в погребе прячет! — крикнул Николка. — Молчи, аспид! — испугалась Ильинншна.
Но мальчугана не так просто было удержать. — Братка! Я деревню насквозь знаю! — горячился он. — Из ночного едешь: тут дымок, там дымок… Хлеб на тухлую воду переводят!
— Хлеба губят — страсть! — не утерпел Тимофей — Иной, сукин сын, не умеет. Портит муку на барду да — в канаву! Все жердевские свиньи пьяные ст барды валяются.