Харт ошалело взглянул на подружку, стараясь понять, где она набралась таких слов, но смолчал, не стал больше ее попрекать. Он смирился с внезапно проснувшейся верой, не зная, что Люси живет двойной жизнью. Мужчины, с которыми Люси встречалась, совсем не стремились к огласке, нутром понимая, что краткий часок, за который они заплатили, потом может выйти им боком (Закон «Трибунала» карал всех участников этой «распутной игры»).
Деньги Люси хранила в лесу, в потайной ямке, чтобы никто не узнал о них. Каждый раз, вынув мешочек, она ощущала прилив жаркой радости. Чтобы никто не украл кошелек, Люси трижды читала молитву, которую Кесси доверила ей по секрету. Молитва была непонятной, невесть на каком языке, но подруга клялась, что она безобидна и действенна.
Пол был чисто выметен и отмыт. Люси, уже сполоснув руки, вынула тряпку, которой всегда протирала столы, когда вдруг ощутила спиной чей-то взгляд. Обернувшись, она удивленно взглянула на юношу за крайним столиком. Он улыбнулся в ответ, словно бы приглашая подсесть. Это было не слишком обычно, старатели редко пытались заигрывать с ней прямо здесь, где любой мог увидеть их и донести. Да и Харт был достаточно скор на расправу. Но юноша вел себя так, словно был не в рабочем поселке, а в городе.
Люси считала, что знает всех, кто жил у шахт, но его она видела в первый раз. Парень в сравнении с Хартом казался совсем еще мальчиком, Люси дала бы ему лет 15-16, не больше. И он был совсем не похож на рабочих, которые жили поблизости. Легкий загар, покрывавший лицо, кисти рук и открытую шею подростка, был светлым и ровным, как будто его жизнь текла не в поселке добытчиков сколов, а в дальнем поместье, под сенью высоких деревьев, где солнце не жжет, а ласкает. Черты незнакомца смутили ее еще больше, чем странная выходка юноши. Они казались живой иллюстрацией «к списку семнадцати пунктов, которые могут помочь распознать в человеке потомка Сияющих». В городе, жадно следя за каретами, Люси пыталась увидеть такое лицо через окна из тонкой слюды. Мысль о том, что она его встретит в обычном трактире, казалась кощунственной. И вместо «нежной гармонии света и радости, мощной волной заливающей сердце от встречи с Сияющим» взгляд незнакомца в ней вдруг пробудил непонятное чувство тревоги. Должно быть, его порождал вопиющий контраст между обликом юноши и обстановкой трактира. К тому же…
Люси вдруг поняла, что сразило ее. Сочетание в облике юноши признаков «brilliant soul» и… «satanos rubinos», жуткий эффект от слияния несовместимого! Люси, как многие люди, считала, что «черный цвет глаз и волос» – лишь метафора, символ кромешного мрака, в котором рождается нечисть. Вот темно-каштановый, с чуть красноватым отливом, оттенок встречался не раз, как и карий цвет глаз. А теперь Люси лично могла убедиться, что «черный цвет» вовсе не выдумка.