- В половине десятого встаю теперь. Хоть сколько-нибудь утром поработать. А зачем сейчас звонит, черт его знает. Половина десятого, значит.
- Как? Ну, и засиделся. Прощай, милый. Ждут меня давно.
- Сиди уж. Кому ты такой нужен.
- Нет, я на извозчике. Путь не близкий, воздух свежий. Все, как нужно. Прощай.
- Ну, иди, иди.
И Виктор один в комнате. Секунды. И побелело лицо его. Перед столом сел опять. Белое лицо в ладони. Но подходит тихая, холодная Надя. Глаза закрытые видят ее. Некуда уйти. И сидит. И ждет.
Здесь, в Петербурге, с той поры, как один, но на людях часто, Виктор стал иным. Будто два Виктора. С людьми и весел, и здоров, и радостен. Когда один в комнатах своих двух, владеет им прежняя любовь ли, болезнь ли, боязнь ли. Но иною уже стала она, прежняя. И когда с ним она и в нем, гонит от себя всеми желаниями, всеми думами. И когда на людях, ждет невольно часа одиночества, часа наступления мук своих.
Тихая, холодная, в белом в чем-то, в тоге ли, в простыне ли, в саване ли, подошла. Нема она, Надя. Рука руки коснулась. И только. Но заговорил Виктор, зашептал:
- Ты про Зою. Хорошо. Не прикоснусь. Нет любви? Конечно, нет. Я же говорил... Как? Вчера? Вчера она говорила. Она. Я молчал... Сегодня придет? Пусть придет. Все тоже. Тебя ли? Да, тебя, тебя. Но зачем ты такая? Кто там? Кто? Войдите же.
Тер лоб ладонями, чуял вихрь-холод удаляющийся. Тяжело было и радостно слышать стук-знак приближающегося человека. Страшно, когда скрипят ворота чистилища.
- К тебе можно, Виктор?
- Зоя?
- Рада, что ты дома. Опять ты мне нужен. Сегодня, как вчера. Здравствуй, милый. Кто у тебя был? К двери подходила. Голоса. Назад ушла. Кто? Герасимов со Ставрополевым?
- Один Степа.
Обеими руками руку Виктора взяла. На диван усадила с собой рядом.
- Виктор, ты мне скажешь сегодня? Скажешь?
- Говорили уж. Давай про другое.
- Нет, нет! Не отталкивай женщину. Женщина полюбила - безгрешна стала; полюбила и мудра стала.
- А ты вот этого немца почитай. Чего другого, а мудрости и гениальности ни в одной женщине быть не может. И доказал.
- Не буду я читать этого дерзкого мальчишку. Просто его женщина оттолкнула. Он какую-нибудь немочку белобрысую полюбил, а та за офицера замуж вышла. Он книгу эту дурацкую и написал.
- Великолепно! Но в этой книге и про женскую логику есть.
- Виктор, милый. Как картина? Работал сегодня?
- Как же, как же. И стоял перед холстом и сидел. И кисти вон грязные.
Кошкой с оттоманки вскочила Зоя. От окна мольберт тяжелый тащит. Перед оттоманкой поставила. Села опять. Руки Виктора, холодные, опять в ее руках.