— Почему вы против? — спросил он наконец, подняв на Шута полные грусти глаза.
— Потому что о н а этого не желает, — без колебаний ответил тот. — Потому что она никогда вам этого не простит. Потому что это сломает что-то очень важное в ее судьбе, — удивленные и скептические взгляды хранителей обжигали как холодный злой ветер. — Это правда! — сердито воскликнул Шут. — Не спрашивайте меня, откуда я знаю! Просто знаю… — сдвинув брови к самой переносице, он рывком убрал королевский знак обратно за пазуху, во внутренний карман куртки. Все равно все уже поняли, с чем имеют дело. И никому уже не надо было говорить, что вот он, Руальдов дурак, шут, игрушка для господ, имеет право не только говорить, но и решать за всех, включая даже горделивого лорда Этена. — В общем, я против, — просто закончил он и выразительно обвел взглядом собравшихся. Чуть поодаль вдруг испуганно принялся блеять баран, резкий порыв ветра захлопал плащами хранителей. Шут прикрыл глаза, чтобы их не засыпало песком, а сам подумал, что вот сейчас его очень просто будет повалить наземь и скрутить. И поминай потом как звали, дескать был такой господин Патрик… А Элее скажут, что, мол, сгинул где-то блаженный. Мало ли куда забрел сдуру…
Но нет… ветер пронесся мимо, пыль опала, а сэр Дорвел с глубоким вздохом промолвил:
— Ваша правда. Мы не вольны противиться тому, кто говорит именем короля. Такой поступок будет верхом бесчестия. И даже если об этом не узнает никто, кроме стоящих здесь… какие из нас после этого стражи короны?.. Я… — он сокрушенно качнул головой, — я искренне надеюсь, вы не ошибаетесь, господин Патрик. Дай-то боги, чтобы было именно так…
Кайза вернулся, как и обещал — к ночи следующего дня. Усталый, пыльный и сердитый. Спрыгнул с коня, снял с него седло и, не замечая никого вокруг, ушел в свой тэн. Только на миг остановился у порога и бросил сэру Дорвелу, который взволнованно ждал хоть слова:
— Что обещал — сделал. Теперь ваш черед. Утром чтоб я вас тут не видел.
Шут направился следом, надеясь все-таки узнать, как оно там, на берегу. Но шаман с порога замахал на него руками:
— После, после расскажу! Давай-ка, лучше, сходи за водой. Котелок — вон стоит. Да не спеши особо… мне тут с твоей принцессой перемолвиться надо.
Шут кивнул, подхватил закопченную посудину и двинулся в ту сторону, откуда еле слышно доносилось журчание. Он шел, раздвигая высокие травы, и смотрел на звезды, что уже успели густо усеять темно-синее небо. Запах земли и сухих стеблей наполнял воздух. В шелесте ветра и перезвоне ручейковых струй звездная ночь опускалась на степь. Заслушавшись этой музыки сумерек, Шут неожиданно понял, что потаенная боль отступила, спряталась куда-то подальше, освободив место для простых человеческих радостей. Он глубоко вдохнул и вдруг, не сдержав внезапно накатившего мальчишечьего восторга, побежал по степи, раскинув руки, запрокинув голову.