Как и всякая немолодая женщина, супруга Марка обладала той истинной мудростью, которая порой бывает сродни Дару… Шут сглотнул, опустил голову, зажмурившись.
Нет! Как бы ни были добры эти люди, ни к чему им знать лишнего…
— Простите, — прошептал он и выскочил из фургона в смятении и тревоге.
На морозе сразу стало легче. Холод отрезвил и вернул способность контролировать чувства. Шут и сам не знал, какие демоны лишили его душевного равновесия. Все сказалось — и дурные вести о Руальде, и осознание, что мальчишка опять стал еще дальше… Бесконечные поиски… усталость…
— Держись, Руальд… — прошептал он в темноту. — Держись! Кончатся эти злые времена. Обязательно кончатся… — и, возрождая прерванную связь, Шут вновь, как когда-то, потянулся к своему дорогому королю. Распахнул сердце… — Я с тобой. Слышишь?! Я с тобой!
Он стоял под густым темным небом, распахнув руки и запрокинув голову. На лицо опускались снежинки, таяли блестящими дорожками слез, но Шут не чувствовал их прикосновения — дух его был далеко…
Он пришел в себя от того, что дверца фургона негромко скрипнула, и еле различимые звуки невесомых шагов вспугнули ночную тишину. Они становились все ближе… а потом на плечи Шут лег теплый плащ.
— Патрик… пойдем назад. Пойдем, слышишь? — тонкие осторожные пальцы взяли его за руку. — Здесь слишком холодно, ты остудишься…
— Моя королева… — ее прикосновение было чудом… невозможным чудом. Шут отчаянно зажмурился, пытаясь овладеть своим дыханием, которое вдруг стало таким частым и горячим. Но когда обернулся к ней, то все равно не смог утаить улыбки. Той самой глупой улыбки, что всякий раз неудержимо растягивала его губы, когда рядом оказывалась Элея…
И пускай!
Отгоняя прочь все печальные мысли, Шут ласково накрыл ее ладонь второй рукой и поднес к губам — шершавую от ветра, лишенную золотых перстней и кружевных манжет — но такую драгоценную… Приник к тонкой нежной коже так, словно тепло ее было единственным в мире спасительным источником.
"Моя королева…"
Один поцелуй — в самую середину, туда, где сходятся все линии.
И другой — у тонкого запястья…
И на каждый кончик дрожащих пальцев…
Он не мог остановиться.
Он знал — еще миг и жар, который безумно вспыхнул внутри, вырвется наружу. Еще миг — и все зайдет слишком далеко…
— Пат… — она смотрела на него так… так, что у Шута мутилось в голове. — Патрик… — в этих глазах не было гнева, не было изумления или насмешки. Только ясный звездный свет… трогательная детская беззащитность… Только испуг и… и…
Нет!
"Нет! — сердце сбилось с ритма и замерло. — Это невозможно… Я ведь шут… я просто безродный паяц… а она королева… — мысли были подобны ударам штормовой волны, они накатывали одна за другой и разбивались вдребезги. — Слепец! О боги, я просто слепец… А еще называл себя видящим… Какой же бестолочью надо быть, чтобы обманываться так виртуозно! Чтобы столько лет лгать себе, будто ничего не испытывал, а потом не разглядеть этой жажды и в ее глазах… — он чувствовал как подрагивают тонкие пальчики в его ладони. — Моя Элея… моя светлая королева… Боги, неужели ты в самом деле могла обратить свой взор на такого как я?.." — а в памяти один за другим вспыхивали прежние разговоры, встречи, взгляды. И Шут уже знал точно — могла. Могла… потому и бросила все, отреклась от трона, выбрала долгий путь через все Дикие степи… А он-то, дурак, ничего не понимал!