«Четыре с половиной тонны все-таки! — лихорадочно работала мысль. — Не так просто нас опрокинуть, смять. Только бы гранату в пазуху не сунули!»
Между тем Шелунцов, не слыша «Дегтярева», решил, что лейтенант ранен, и притормозил машину. Махина бронетранспортера надвинулась, уперлась и, попятив броневичок, замерла. Кочергин, больно ударившись обо что-то лбом, нырнул вниз, пошарил на днище автомат, нащупал сидор, отшвырнув его, поскользнулся на натоптанном снегу и потерял равновесие; ухватившись за бесполезный пулемет, с усилием выпрямился, вырывая из кобуры пистолет. Над бронетранспортером метались угловатые силуэты касок: солдаты, переваливаясь через борт, прыгали вниз. Блеснули крылышки на высокой тулье фуражки. Размахивая пистолетом и что-то крича, офицер вплотную подбежал к броневичку. Кочергин выстрелил, потом еще раз и… промахнулся. «Сейчас придавят, попытаются взять живым», — мелькнула мысль. В тот же момент впереди, повалив на немцев высокий плетень, разбрасывая на крутом развороте какие-то обломки и сучья, прошла тридцатьчетверка. 2108 — мелькнула белая цифра на башне.
— Зен-ке-вич! Са-аш-ка!.. — задохнулся Кочергин.
С лязгом и скрежетом опрокинув бронетранспортер и задев качнувшийся броневичок, танк рванулся по проезду. Снова гулко ударило что-то большое, тяжелое («еще один!»), ответившее металлическим звоном, и, срезав угол палисадника с вереницей яблонь, танк скрылся за домом. Тотчас зачастила его пушка: удар-разрыв, удар-разрыв слитно рвали воздух, перекрывая разноголосье боя. По расчищенному пути броневичок выскочил на улицу. Проклятия Кочергина, казалось, подействовали, затвор «Дегтярева» поддался, пулемет загрохотал. Над поселком занимался неуверенный зимний рассвет. Кругом были разбросаны мотоциклы с колясками. У некоторых домов стояли легкие колесные бронетранспортеры. Подожженные Зенкевичем, они давились жирным тяжелым дымом с багряными отблесками пламени. Мгновенного взгляда было достаточно, чтобы оценить происходившее. Село занимало какое-то моторизованное подразделение, очень похоже — разведывательное. Внезапное появление в час крепкого предрассветного сна танков со стороны противоположной той, откуда их можно было ожидать, посеяло панику, и она, как пожар, охватила всех. Охранение было смято и уничтожено, свободные от наряда офицеры, полунатянув одежду, выскакивали из домов, но сделать уже ничего не могли. Управление боем было потеряно…
«Дегтярев» работал безотказно, и, отдавшись своему возбуждению, Кочергин досадовал на тряску, мешавшую вести прицельный огонь. Яркие трассы, рубившие пространство улицы, казавшейся в плотных сумерках еще более широкой, кромсали его на яркоугольные призмы. Пытаясь не упустить мелькавшие повсюду цели, он рывком, то на один, то на другой борт поворачивал башенку, опасаясь, что вдруг опустеет диск. Когда тут ставить другой. Кругом в злобном отчаянии отстреливались из «шмайсеров» и просто метались и падали зеленые шинели. Танк, быстро уходивший вперед, и не поспевавший за ним броневичок, вертя башнями и гремя пулеметами, неслись в сторону большака, где перестрелка уже затихла. Улица быстро опустела, стрельба прекратилась. Замедляя ход, «бобик» тоже выехал к большаку, у которого собрались танки.