В качестве свадебного подарка я преподнес Саюри и Грегору ангела-Morgengabe, «утренний дар». Новобрачные удивленно переглянулись, не зная, как реагировать на странную статуэтку, и спросили, не работа ли это Марианн Энгел. Я не стал и пытаться объяснять, что, судя по всему, вырезал ангела сам; не старался и дать понять, что, хотя статуэтка такая старая и потертая, это лучший из всех возможных подарков.
На свадебном приеме Саюри не прикасалась к шампанскому — беременность уже сделалась немного заметна. Они довольно много спорили, играть ли свадьбу до или после рождения ребенка, но Грегор — человек довольно старомодный. Ему хотелось, чтобы ребенок был «законный», и они слетали в Японию и наняли переводчика, через которого и сообщили о столь благородных намерениях отцу невесты. Саюри и сама бы справилась, но Грегор не хотел, чтобы она переводила собственному отцу предложение руки и сердца. Когда Тошияки дал согласие на брак, Аяко принялась плакать, кивать и просить прощения — хотя за что, Грегор не вполне понял. Затем Аяко насухо промокнула глаза и все стали пить чай в саду за домом.
Родители Саюри, кажется, нисколько не возражали, что дочь живет за границей и собирается замуж за иностранца. Не смущало их и то, что девушка давно уже перешагнула возраст «юного персика». Аяко даже заметила, что теперь, когда все больше японок выходят замуж в зрелом возрасте, после двадцати пяти лет девушки уже не считаются старыми девами. Теперь незамужние барышни старше тридцати одного года зовутся «спелыми осенними яблоками». Единственное, что совсем чуть-чуть беспокоило родителей Саюри, так это решение дочери взять фамилию мужа. Меж собой они сокрушались, что в сочетании «Саюри Гнатюк» нет никакой поэзии, и, сколько бы дочь ни поправляла их произношение, никак не могли научиться выговаривать это правильно.
Ближе к вечеру мне удалось перекинуться парой слов с миссис Мицумото, а Саюри выступила переводчицей. Она уже рассказывала матери, что Марианн Энгел ушла от нас по весне, и Аяко очень искренне высказала мне соболезнования. Я поблагодарил, и она ужаснулась моему хриплому лаю, но из вежливости ничего не сказала — только еще шире улыбнулась. Я сразу догадался, от кого Саюри выучилась хорошим манерам. Мы вели приятную беседу. Я уверил Аяко, что дочь ее ждет большое счастье, хотя Грегор, пусть даже и наряженный в смокинг, ужасно смахивает на бурундука. Саюри шлепнула меня по руке, но, очевидно, перевела все правильно. Ее мать согласно закивала:
— Да, да, да, да, да, да, да! — И, с трудом сдерживая смех, прикрыла рот ладошкой.