В ту ночь мне снилось, что Саюри подняла меня на ноги, а потом резко отпустила. Тело-развалюха скомкалось; змеей вился и изгибался позвоночник. Думаешь, сам сможешь стоять? Нэн швыряла дротики в мою обездвиженную массу, а сестры буйно радовались неудаче. Я заглянул под кровать-скелет. Там были огни, тысяча свечей. Хотелось затушить их, протянуть руку, но мышцы кто-то, кажется, разъединил, превратил меня в марионетку без веревочек. Огни кривлялись, строили рожицы, раздвоенными язычками лизали простыни, грозя поджечь их словно саван. Кости рушились вокруг меня, со страшным дребезгом ломался эшафот кровати.
Врачи смеялись. Кто-то хрипло выкрикнул по-немецки: «Alles brennt, wenn die Flamme nur hei? genug ist. Die Welt ist nichts als em Schmelztiegel!»
Очевидно, во сне я — как Марианн Энгел наяву — говорил на всех языках. «Все горит, если пламя достаточно сильное. Мир — всего лишь тигель!»
Меня погребла костяная ловушка, а саван все полыхал. Рожи в пламени ненавидяще улыбались, улыбались; предательские языки лизали, все лизали, лизали… «Я здесь, и ты не сможешь ничего поделать». Вокруг свистели стрелы, вонзались мне в руки и ноги…
Мне долго-долго снилось, как я горю, а когда сон наконец-то закончился, я не сразу понял, почему парю на воздушной подушке кровати. И только через несколько минут распознал, где был сон, а где явь.
Я поделился успехом с Марианн Энгел, рассказал, как продержался вертикально восемь секунд с первой же попытки и еще лучше сумел постоять целых тринадцать секунд во второй раз. Она честно старалась оценить мое достижение, однако ее явно отвлекли другие мысли.
— Что случилось?
— А? Нет-нет, меня ничто не тревожит… — Пальцы ее пробежались по очень заметному синяку, наливавшемуся с каждым днем у меня на плече. — Что это?
— Это называется «растяжение тканей».
Я объяснил, что под кожей у меня маленький силиконовый мячик, в который доктора день за днем вводят немного соленой воды. Шар надувается, все больше растягивая кожу, совсем как бывает при наборе веса. Потом эту капсулу дренируют, а у меня останется лоскут растянутой кожи, которую можно будет пересадить с плеча на шею.
— Как интересно! Жаль, я в первый раз не могла ничего такого для тебя сделать…
— В какой первый раз?
— Не обращай внимания. — Марианн Энгел снова дотронулась до моего плеча и улыбнулась. — Знаешь, эти лоскуты напоминают мне волдыри от «Черной смерти».
— Что?!
— У меня есть один друг… — Голос растаял, слова растворились в воздухе. Несколько минут Марианн Энгел сидела, уставившись в пустоту, но руки ее дрожали даже сильнее, чем когда она теребила незажженную сигарету или свой кулон. Казалось, ладони жаждут раскрыться и выпустить историю, которую она от меня скрывает.