Марианн Энгел предлагала мне кусочек за кусочком.
— Попробуй… Тебе понравится! Еще немножко?
Мы очень старались, но попытка съесть все была изначально обречена на провал. Наконец мы сдались; Марианн Энгел достала узкий металлический термос и разлила по двум чашечкам кофе по-гречески, такой невероятно густой, что лился он, кажется, секунд тридцать. Затем последовал десерт: пахлава, сочащаяся медом точно улей; трехцветное мороженое-ассорти — зелено-бело-красное, и, конечно, бугаца — тезка ее собаки, — слоеное пирожное с заварным кремом.
— Хочешь послушать историю? — предложила Марианн Энгел. — О настоящей любви, братской преданности и стрелах, что летят точно в цель?
— Снова о тебе?
— Нет, о моем давнем друге, Франческо Корселлини. Да…
…Да, Грациана лишь одно знала твердо: ее любимый Франческо — человек достойный. Он был кузнец, жил в ее родном Фиренце и усердно совершенствовал свое мастерство, всегда стараясь выковать подкову получше или меч покрепче. Порой он совсем забывал о времени и трудился до тех пор, пока на пороге мастерской не появлялась Грациана — мол, сколько можно стоять у горна, нужно и жене уделять внимание! Она шутила, что, должно быть, в прошлой жизни натворил он дел, раз так усердно готовится к аду. Франческо со смехом обещал, что сейчас же придет к ней, а Грациана тоже смеялась, точно зная, что уж где-где, а в аду ее супруга ждут в последнюю очередь.
Франческо не сумел бы прославиться как «величайший оружейник всей Италии» или «знаменитый кузнец из Фиренцы», но ему было все равно. Он лишь хотел быть хорошим ремесленником, честным и заслуживающим доверия, но более всего стремился быть хорошим мужем. В мастерской он создавал прекрасные подарки для Грацианы: подсвечники, столовые приборы и самые чудесные украшения. И всегда почитал самым высшим своим достижением в кузнечном деле обручальные кольца, что когда-то выковал себе и Грациане. В одной из комнат их домика хранилась коллекция металлических игрушек — для малыша, которого они пытались зачать. Он мечтал о дне, когда сумеет стать любящим отцом детишкам.
Он не отличался особенной красотой, этот Франческо Корселлини; впрочем, нельзя было назвать красавицей и его жену. Он был слишком волосат, на вкус иных женщин, а стальные руки соединялись с туловищем, которому досталось слишком много спагетти и пива. Бывало, Грациана называла его L'Orsacchiotto — «Медвежонок» — и подпихивала в живот, а Франческо парировал: «Я его заработал! Это ж мышца в покое!»
Во внешности Грацианы, кроме густых волос и темных глаз, не было ничего примечательного. А все же Франческо звал ее прекраснейшей женщиной в Италии и сам искренне в это верил. Встретились они еще детьми, и он не уставал благодарить Бога за такую жену.