Императрица Мария Феодоровна 9-го сентября (ст. ст.) 1911г. писала Государю:140
«Мой дорогой Ники,
Мои мысли с тобой более, чем когда-либо, и я не могу выразить как я переживаю и как я возмущена убийством Столыпина. Правда ли, что ты и мои внучки видели этот ужас? Как отвратительно и возмутительно это, и как раз в то время, когда все шло так хорошо, и страна восстанавливала свои силы. Я очень переживаю и сожалею, что этого подлеца толпа не разорвала на куски. Это ужасно и скандально и ничего нельзя сказать хорошего о полиции, выбор которой пал на эту свинью, этого революционера, чтобы работать агентом и охранником Столыпина. Это переходит все границы и показывает глупость тех людей, которые стоят на верхах…» (пер. с. англ.)
В нижеследующем письме Государя своей матери, которое он писал из Севастополя 10-го сентября (ст. ст.), Император с болью в сердце подробно описал выстрел в Премьер-министра:141
»… В тот день, когда мы выехали, я был в Петербурге для спуска на воду «Петропавловска». Это произвело очень глубокое впечатление и тронуло меня так сильно, что я чуть не разрыдался как ребенок. В тот же вечер, 27-го августа, мы поехали в Киев, куда прибыли утром 29-го. Нас встречали очень трогательно, и все было в полном порядке. Я должен был начать встречу с людьми почти что сразу. Борис был послан из Болгарии, чтобы возложить венок у памятника Анпапа (Александра II, деда Государя). Отрытие памятника имело место 30-го августа, и погода стояла прекрасна
Я проводил дни 31-го августа и 1-го и 2-го сентября на больших маневрах войск, вечерами был в городе.
Я себя чувствовал усталым, но все шло так хорошо и гладко, что я держался бодростью своего духа, когда внезапно, 1-го числа в театре это подлое покушение было сделано на жизнь Столыпина. Ольга и Татьяна были тогда со мной. Во время второго антракта мы вышли из ложи, так как там было очень жарко. И мы тогда услышали два звука, как будто что-то упало. Я подумал, что это театральный бинокль упал на чью-то голову сверху, и бросился обратно в ложу, чтобы узнать.
С правой стороны я увидел группу офицеров и других людей. Казалось, что они кого-то тащили. Женщины кричали, и прямо напротив меня, в партере, стоял Столыпин. Он медленно повернул лицо в нашу сторону, и своей левой рукой осенил нас крестным знамением.
Только тогда я заметил, что он был очень бледен, и что его правая рука и сюртук были в крови. Он медленно опустился в кресло и стал расстегивать свой мундир. Фредерике (министр Двора) и профессор Рейн помогали ему. Ольга и Татьяна вернулись в ложу и видели, что происходило. В то время как Столыпину помогали выйти из зала, был слышан сильный шум в коридоре около нашей ложи; народ хотел линчевать преступника. Я должен сказать, что полиция спасла его от толпы и увела в отдельную комнату для допроса. Он был уже сильно избит толпой, и два его зуба выбиты. Потом зал театра опять заполнился и запели национальный гимн, и я покинул зал с дочерьми в одниннадцать часов. Ты можешь себе представить, в каком волнении я был!