Вскоре зрители стали восторженно аплодировать Рамунчо, а следом за ним и Аррошкоа, и поглядывать на внимательно следящих за игрой незнакомок в первом ряду, таких хорошеньких и элегантных в своих розовых платьицах. Слышался шепот: «Это невесты этих двух прекрасных игроков». И Грациоза, которая все слышала, чувствовала, как ее охватывает гордость за своего жениха.
Полдень. Они играли уже час. Старая, выкрашенная охрой с закругленным куполообразным краем стена трескалась от сухости и жары. Тяжелые громады Пиренеев подступали здесь еще ближе, чем в Эчезаре; еще более высокие и более величественные, они сжимали кольцом человеческие фигурки, мечущиеся в глубоком ущелье между их склонами. Солнечные лучи падали отвесно на плотные береты мужчин, на ничем не прикрытые головы женщин, распаляя спортивные страсти. В азарте кричали зрители, летали мячи, когда вдруг раздался тихий звук колокола. Тогда какой-то старик с обветренным, изрезанным шрамами лицом, поджидавший этот момент, поднес к губам рожок – старинный рожок африканского зуава[42] – и протрубил сигнал «в поход»; тотчас же все женщины встали, все мужчины сняли береты, обнажив темные, белокурые или седые головы, и все осенили себя крестным знамением, а игроки, мокрые от пота, остановились в самый разгар игры и замерли посреди площади, благочестиво склонив голову…
В два часа игра завершилась блистательной победой французов. Аррошкоа и Рамунчо сели в свою маленькую повозку под приветственные крики юных жителей Эррибияга. Грациоза устроилась между ними, и, с карманами полными только что заработанных монет, опьяненные радостью, шумом и светом, они двинулись в долгий обратный путь по прелестной горной дороге.
И Рамунчо, губы которого еще хранили вкус вчерашнего поцелуя, хотелось, уезжая, крикнуть им всем: эта девушка, такая хорошенькая, она моя! Ее губы принадлежат мне. Вчера я целовал их и снова буду целовать сегодня!
Они выехали из деревни, и тотчас же их окружила тишина тенистых долин, заросших наперстянкой и папоротником.
Ездить по узким пиренейским дорогам, колесить по стране басков, нигде не задерживаясь больше одного дня, ехать в одну деревню на праздник, в другую – ради операции на границе, – такова была теперь жизнь Рамунчо, днем заполненная игрой в лапту, ночью – контрабандой.
Подъемы и спуски среди бесконечной зелени девственных буковых и дубовых лесов, оставшиеся такими же, как и прежде, в безмятежные старые времена.
Когда им попадалось какое-нибудь ветхое жилище, затерявшееся в лесной гуще, они замедляли шаг, чтобы прочесть выбитую над дверью традиционную надпись: Ave Maria! В году 1600 или 1500 такой-то из такой-то деревни построил этот дом, чтобы жить в нем с такой-то, своей супругой.