— Не знаю, — ответила Летти, не кривя душой. — Я в жизни не бывала в море.
Девица засмеялась и вскочила с кровати. Летти задумалась, сколько ей лет: несмотря на детскую прическу, лицо брюнетки было не пухлое, как у совсем молоденьких женщин.
— А вы мне нравитесь! Я сразу почувствовала, что сердце у вас доброе, но проверить не вышло — вы, как только явились вчера ночью, тотчас уснули.
— Вчера ночью, — неразборчиво повторила Летти. Тут горло сжало омерзительно странное чувство, а когда Летти заговорила, не узнала собственного голоса. — Прошу вас, — сказала она, заглушая барабанный бой в голове. — Тут есть вода?
Девица улыбнулась столь ослепительно, что у Летти заболели затуманенные глаза, перекинула через плечо черные волосы и бойко ответила:
— Должно быть, есть. Я мигом.
Летти утопила больную голову в подушке и опустила тяжелые веки, вяло радуясь, что ее хотя бы оставили в покое. К несчастью, теперь она не сомневалась, что бодрствует. Во сне невозможно чувствовать себя столь скверно. Такого с ней еще не бывало… пожалуй, никогда. Может, ее одолела какая-нибудь зараза? Комната вновь покачнулась, и вместе с ней качнулся желудок Летти. Что бы ни было виной ее страданий, они определенно вели к скорой мучительной смерти.
Осторожно прикоснувшись к голове, Летти удивленно отметила, что болят даже мышцы руки. Кожа на лбу была как будто сухая и прохладная. Стало быть, это не болезнь, а… Ее внимание привлек непривычный блеск на пальце — золотое колечко с зеленым маслянистым камнем.
Замужем. Святые небеса, она замужем!
Летти снова почувствовала приступ тошпоты и проглотила слюну. В голове начали всплывать обрывки воспоминаний.
Бесконечный путь к алтарю, взгляд шафера, бесстыдно прикованный к ее скромному лифу, отсутствующий взор мужа, когда он отвернулся от нее в переполненной гостями зале для балов. Что последовало дальше, вспоминать было труднее и труднее. Летти провела тяжелым языком по сухим губам, задумываясь, беседовала ли она с леди Генриеттой. И мистером Доррингтоном… Перед глазами заколыхались огоньки свечей в темной комнате — даже от света, вспыхнувшего в воображении, захотелось зажмуриться, — и возник образ Майлза Доррингтона. Вот он протягивает ей бокал, вот называет ее «леди Пинчингдейл», вот говорит о лошади… При чем здесь лошадь? Случилось что-то еще, куда более важное. Розовые ленты… Что-то связанное с розовыми лентами.
Розовые ленты и ночной побег из дома. О Господи! Летти прижала руки к губам. Ее сундук не успели распаковать, и она велела лакею принести его вниз, весело сообщив, что они с лордом Пинчингдейлом уезжают в свадебное путешествие, да попросив уведомить о том всех любопытных, в особенности прислугу из дома Понсонби. Летти содрогнулась. Нет, не смела она такого выкинуть, верно ведь? Однако выкинула, и в этом не было сомнения. Ибо не могла бы вспомнить того, чего вовсе не случилось. Вот и сундук ее стоит здесь, привязанный к стенке.