Обойдя огромную рождественскую елку, что уже высилась посреди торгового центра, я миновала палатку, в которой продавали тапки из овчины, и пошла к «Маркс и Спенсер» в дальнем конце. Над головой из громкоговорителей уже лились рождественские мелодии, дисплей чайного магазина «Уиттард» зазывал покупателей, предлагая широкий ассортимент зимнего товара — от пряностей для вина в миниатюрных пакетиках до банок с какао, разрисованных снежниками и счастливыми катающимися на коньках парочками. У входа в «Маркс и Спенсер» красовались коробки с рождественскими пудингами и унылого вида невысокие ели в горшках, обернутых золотистой фольгой. Если уже теперь кончики игл стали коричневыми, я представать не могла, как они дотянут до декабря, не говоря уже о Рождестве. Всего лишь середина ноября, еще не время покупать елку.
А дома близился День благодарения.
Пэмми собиралась отметить его у матери в Кенсингтоне, пригласить эмигрантов и всех желающих, но это будет совсем не то. Не будет моей младшей сестры, что вечно бросает под стол собаке кусочки очень полезного тыквенного хлеба, не будет сотни других привычных мелочей, из-за которых День благодарения — праздник особенный. Взяв черную пластмассовую корзину перед входом, я понуро побрела меж полок с почти готовыми сандвичами, ничуть не радуясь при виде вареных яиц, кресс-салата, курятины и прочих начинок в треугольных пакетиках. Не так делаются начинки. Начинку не стоит продавать замурованной в полиэтилен. Начинка вовсе не начинка без кусков индюшачьего жира, прилипшего к грибам, и без большого, о чем-нибудь бурно спорящего семейства, что поглощает липкое кушанье и усыпает весь стол крошками кукурузного хлеба. Здесь же начинку кладут в сандвичи, а индейку едят в Рождество.
Как тут все надоело!
То, что поначалу казалось в Лондоне необычным и привлекательным, теперь отталкивало и выводило из себя. Малюсенькие бутылочки с шампунем, что стоят столько же, сколько дома — бутылки нормального размера. Кофейни, не понять почему закрывающиеся к восьми вечера. Система, по которой одно название улицы посреди квартала вдруг сменяется другим. Отсутствие в продаже американской арахисовой пасты и подтяжек для юбки. Меня тянуло домой. Я скучала по своей квартирке в Кембридже, где давно следовало установить новую раковину, а в нише не закрывалась дверь. По мощенным кирпичом улицам вокруг Гарвард-сквер, где между камнями вечно застревают каблуки, а в слякоть скользят ботинки. По кофе «Пите», которым пропахли мои волосы и свитера. При воспоминании о микрофильмах в библиотеке Уайденера мне сделалось совсем тошно от тоски по родине.