Да, перышко — это прекрасная мысль. Теперь можно следить за сорванцом.
Если бы не общество Армана, которое отец часто навязывал молодым, чтобы при случае попросить у Николаса денег, прошедшие две недели казались Симоне волшебным сном. Иногда она чувствовала уколы ревности, если замечала, что некоторые дамы слишком фамильярно обращаются к ее мужу, но в присутствии жены Николас всегда вел себя безупречно. Дни шли за днями, и в душе Симоны начинала расти и крепнуть дружеская привязанность к мужу.
Единственный случай, когда Нику изменило его добродушное расположение духа, произошел на базаре. Симона высказала желание полюбоваться шерстяными тканями, выставленными в лавке, которую держали монахини одного из монастырей. Ник шел рядом с женой, но, когда они приблизились к лавке, настроение его изменилось, он стал мрачен и неразговорчив. Новобрачные тотчас вернулись домой, и Ник вскоре ушел, объяснив, что вдруг вспомнил о деловой встрече. Вернулся он далеко за полночь, и Симона, которая спала очень чутко, ощутила запах вина и духов.
Она не могла понять, что так сильно на него подействовало, но не решилась спросить, ибо боялась нарушить то хрупкое товарищество, которое возникло между ними. Симона отчасти стыдилась своей робости, ведь она даже не посмела выяснить, откуда взялся этот женский запах. Она не верила, что Ник искал общества другой женщины, но все же…
На следующий день Николас снова превратился во внимательного супруга. Он даже позволил Симоне прочесть письмо, присланное его матерью. В то утро прибыл гонец из Хартмура. Он доставил послание и шкатулку, надпись на которой еще больше укрепила надежды Симоны на крепкий брак.
«Мой дорогой сын!
С удивлением и удовольствием я узнала о причине твоей неожиданной задержки при дворе. Я счастлива, что ты женился, и уже приказала приготовить покои для баронессы.
Я с нетерпением жду твоего возвращения и уверена, что твоя молодая жена очарует меня так же, как и тебя.
Твоя любящая мать Женевьева».
— Я тебя очаровала, Николас? — с удовлетворенной улыбкой спросила Симона, возвращая письмо.
— Конечно, — ответил он и притянул ее к себе на колени. — Тебе не хочется называть меня Ник? В нашей семье все меня так называют.
— Да, Ник, с удовольствием. — Близость мужа волновала Симону, а когда его имя протяжно скатилось с ее языка, оба рассмеялись.
— Думаю, ты поладишь с моей матерью, — улыбнувшись, заметил Ник.
— О… — Симона в упор рассматривала его гладкую, блестящую кожу.
— Она ведь тоже француженка.
Симона удивленно приподняла брови:
— Правда? Почему же ее не было на свадьбе? Почему она не сопровождала тебя и твоего брата в Лондон?