Подошел Тристан.
— Брат… — начал он, но Ник, бросив еще один взгляд на печальное лицо Симоны, выругался про себя и прервал лекцию Тристана в самом начале. Он не позволит, чтобы брат снова поучал его.
— Томас! — крикнул Ник вслед удаляющемуся стражнику. Тот замер, потом обернулся. — Впусти лорда дю Роша.
Симона улыбнулась и вытянула шею, чтобы скорее увидеть отца. Нику казалось, он слышит ее нелепые мысли — она ведь надеялась, что отец соскучился по ней, что он приехал в Хартмур повидать ее.
Ник знал, что не позволит обидеть свою жену. Разумеется, он не мог доверять дю Рошу, но верил, что в Хартмуре ей ничто не грозит.
— Симона, — позвал Ник, жена посмотрела на него сияющими глазами.
— Да, милорд.
— Тебе отлично известно, что я не планировал принимать лорда дю Роша у себя в Хартмуре, тем более мне не нравится, что он будет здесь в мое отсутствие. Ты можешь попрощаться с ним, но учти — я настаиваю, чтобы к завтрашнему утру его здесь не было.
Симона кивнула:
— Конечно, милорд. Как прикажете.
Ник увидел, что француз уже въезжает в ворота, и добавил:
— И он не должен получать в моем доме никаких подарков. Ни от кого. Мне неизвестно, зачем он явился, но зная его, я могу утверждать, что он приехал только ради выгоды.
Женевьева пораженно вскрикнула:
— Кто это?
Симона с улыбкой объяснила:
— Арман — мой отец, леди Женевьева. Я думала, он сразу уедет во Францию, но… — Она весело пожала плечами.
Побледневшая Женевьева спросила:
— Арман дю Рош — ваш отец?
Симона посмотрела на Николаса, в ее глазах мелькнула тревога.
— Мама, в чем дело? — Ник взял Женевьеву за локоть. — Ты пугаешь Симону. Я же тебе говорил, что ее отец лорд дю Рош.
— Нет-нет! — Женевьева переводила взгляд с Симоны на Ника, потом на Тристана и Хейт. — Ты не называл его имени.
— Леди Женевьева, вам нехорошо? — с беспокойством спросила Симона, приближаясь к вдовствующей баронессе.
Но Женевьева не ответила. С побелевшими губами она вглядывалась в облако пыли, которым был отмечен въезд Армана во двор замка. Вот он заметил группу своих новых родственников, соскочил с коня, бросил поводья слуге, затем, хромая и прижимая искалеченную руку к телу, направился к ним.
Симона с тревогой заглянула в лицо мужа. Тот покачал головой, не понимая сути происходящего.
— Это невозможно, — прошептала Женевьева, не сводя глаз с приближающейся фигуры.
Арман заговорил:
— Симона, неужели ты настолько возгордилась, что оставила меня на милость этих грубых животных? — Здоровой рукой он отряхивал пыль с плаща. — Клянусь, они были готовы держать меня у ворот, как нищего бродягу. — Арман выпрямился и остановился шагах в десяти от Ника и его семьи. Внезапно его глаза сузились, а потом почти вылезли из орбит.