Это звучит парадоксом, но это подтверждается огромным количеством фактов.
Когда перебираешь дневники матерей и отцов, записывающих речи младенцев, убеждаешься, что это именно так. В дневниках непременно наталкиваешься на такую приблизительно запись через год или полтора после рождения ребенка:
"Без умолку болтает всякий рифмованный вздор... Целыми часами твердит какие-то нелепые созвучия, не имеющие смысла: аля, валя, даля, маля".
Когда Коле Шилову было тринадцать месяцев, его мать записала о нем в дневнике:
"...Любит рифму. Говорит: маим, паим, баим".
И через полтора месяца опять:
..."Говорит какое-то пана, папана, амана, бабана..."
И еще через два месяца:
"...Выдумал ряд слов с одинаковыми окончаниями: манька, банька, панька. Или: небальча, вальча, мальча, тальча. Или: папти, бапти..."
"...Иногда старается говорить в рифму: бабка, тяпка..."
"...Подбирает иногда рифму и, которая ему нравится, повторяет много раз: базя - мазя, баня - маня и т.д.".
"...Когда расшалится, говорит в рифму ничего не значащие слова"[129].
Виноградова записала о своей трехлетней Ирине:
"Последние дни стала петь песенки без слов, случайный подбор слогов, которые только взбредут в голову"[130].
Рыбникова о своем двухлетнем Аде:
"Подолгу болтает набор слов: ванька, ганька, манька"[131].
В моем дневнике о двухлетней Мурке:
"Каждый день приходит ко мне, садится на чемодан и, раскачиваясь, начинает рифмовать нараспев:
Кунда, мунда, карамунда,
Дунда, бунда, парамун.
Это продолжается около часа".
Таких цитат можно привести без конца.
Рифмотворство в двухлетнем возрасте - неизбежный этап нашего языкового развития.
Ненормальны или больны те младенцы, которые не проделывают таких языковых экзерсисов.
Это именно экзерсисы, и трудно придумать более рациональную систему упражнения в фонетике, чем такое многократное повторение всевозможных звуковых вариаций.
Путем величайших (хотя и незаметных) усилий ребенок к двухлетнему возрасту овладел почти всеми звуками своего родного языка, но эти звуки все еще туго даются ему, и вот для того, чтобы научиться управлять ими по своей воле, он произносит их снова и снова, причем ради экономии сил (конечно, не сознавая этого) в каждом новом звукосочетании изменяет один только звук, и все остальные сохраняет нетронутыми, отчего и получается рифма.
Таким образом, рифма есть, так сказать, побочный продукт этой неутомимой работы ребенка над своим голосовым аппаратом, и продукт чрезвычайно полезный: благодаря ему тяжелая работа ощущается ребенком как игра.
Но не следует думать, что рифмованные "свисты и щебеты" двухлетних детей есть самая первоначальная форма детского стихотворства. Нет, еще раньше, еще в колыбели, еще не научась говорить, ребенок восьми или девяти месяцев уже услаждается ритмическим лепетом, многократно повторяя какой-нибудь полюбившийся звук.